6. Познание себя

На это вопрос дать положительный ответ можно только тогда, когда индивид хочет подчиниться строгим требованиям изучения и познания себя. Если он выполняет эти требования, он не только узнает определенные важные истины о самом себе, но и получает психологическое преимущество: он сможет убедить в том, что достоин серьезного внимания и сочувствия. Он будет готов провозгласить свое человеческое достоинство и сделать первый шаг по направлению к основам своего сознания то есть, к бессознательному, единственному источнику религиозного ощущения. При этом я никак не хочу сказать, что бессознательное тождественно Богу или может послужить ему заменой. Просто оно является средой, из которой возникают религиозные ощущения. Что же касается причины этих ощущений, то ответ на этот вопрос находится далеко за пределами человеческого знания. Познание Бога это трансцендентальная проблема.

Религиозный человек находится в гораздо более выгодном положении, когда речь заходит об ответе на коренной вопрос, дамокловым мечем висящий над нашим временем: он имеет ясное представление о том, каким образом его субъективное существование строится на его связи с "Богом". Я взял слово "Бог" в кавычки для того, чтобы показать, что мы имеем дело с антропоморфической идеей, динамика и символизм которой просачиваются сквозь слой бессознательной психе. Любой человек, который того хочет, может по крайней мере приблизиться к источнику этих ощущений, вне зависимости от того, верит он в Бога или нет. Только в очень редких случаях, вроде происшествия с Павлом в Дамаске, волшебные превращения происходят без этого контакта. Существование религиозного ощущения больше не нуждается ни в каких доказательствах. Но всегда будут иметь место сомнения насчет того, является ли то, что метафизика и теология называют Богом или богами, истинной основой этих ощущений. Собственно, и сам вопрос, и ответ на него не имеют никакого смысла по причине субъективно подавляющей сверхъественности ощущения. Любой испытавший его человек был им захвачен и потому не может предаваться бесплодным метафизическим или гносеологическим размышлениям. Абсолютная уверенность сама по себе является доказательством и не нуждается ни в каких антропоморфических обоснованиях.

Принимая во внимание общее невежество в психологии и предубежденное к ней отношение, следует считать просто невезением тот факт, что источник единственного ощущения, которое придает смысл индивидуальному существованию, находится в среде, повсеместно вызывающей возражения. Вновь слышны сомнения: "Может ли что доброе выйти из Назарета?" (См. Иоанн, 1:4б. Прим. ред.) Бессознательное, даже если его не считают чемто вроде расположенного под осознающим разумом мусорного ведра, в любом случае воспринимается, как "обычная животная природа". Однако, в реальности и по определению оно обладает неизвестными размерами и содержимым, так что его переоценка или недооценка не имеют никакого смысла и могут быть отброшены, как обычные предубеждения. Такие суждения о бессознательном особенно странно слышать от христиан. Господь которых сам родился в яслях на соломе, в окружении домашних животных. Толпе больше бы пришлось по вкусу, если бы он родился в храме. Приземленный человек толпы ищет сверхъестественное ощущение на массовом сборище, которое представляет собой несравненно более впечатляющий фон, чем индивидуальная душа. Жертвами этой пагубной иллюзии являются даже стойкие приверженцы христианской Церкви.

Настойчивое требование психологов в важности бессознательных процессов для религиозного ощущения крайне непопулярно, как в правом, так и в левом политических лагерях. Для правых решающим фактором является историческое откровение, пришедшее к человеку извне; левые считают это совершенной глупостью и утверждают, что у человека вообще нет никаких религиозных функций, за исключением веры в партийную доктрину, когда неожиданно возникает потребность в самой отчаянной вере. В довершение всего, различные вероисповедания провозглашают совершенно разные вещи, и каждое из них претендует на обладание абсолютной истиной. И все же сегодня мы живем в едином мире, в котором расстояния измеряются по большей части часами, и не более, чем неделями и месяцами. Экзотические народы перестали быть экспонатами для этнологического музея. Они стали нашими соседями и то, что вчера было личным увлечением этнолога, сегодня является политической, социальной и психологической проблемой. Уже началось взаимопроникновение идеологических сфер, и возможно не за горами то время, когда остро встанет вопрос взаимопонимания. Быть понятым абсолютно невозможно без глубокого понимания точки зрения другого человека. Необходимое для этого озарение будет иметь последствия для обоих сторон. История обязательно пройдет мимо тех, кто считает своим призванием сопротивление этому неизбежному развитию ситуации, каким бы желанным и психологическим необходимым не было сохранение всего существенного и хорошего, что есть в нашей традиции. Несмотря на все различия, единение человечества просто неизбежно. На эту карту марксистская доктрина поставила свою жизнь, в то время, как Запад пытается достичь своей цели с помощью технологии и экономической поддержки. Коммунизм не упустил из виду огромное значение идеологического фактора и универсальности основных принципов. Идеологическая слабость цветных рас ничем не отличается от нашей, и в этом смысле они также уязвимы, как и мы.

За недооценку психологического фактора, скорее всего, придется горько поплатиться. А потому сейчас самое время нам заняться этим вопросом. Но пока что это остается благим пожеланием, потому что самопознание, помимо своей чрезвычайно непопулярности, еще и представляется неприятно идеалистической целью, является предельно нравственной вещью и сосредоточено на психологической тени, существование которой, как правило, отрицается или, по крайней мере, не упоминается. Стоящая перед нашим веком задача отличается поистине неодолимой сложностью. Она требует от нас высочайшей ответственности, если только мы не хотим стать виновниками очередного trahison des clercs (Предательство интеллектуалов, клириков (фр.) Прим. ред.). Решение этой задачи это прерогатива тех ведущих и влиятельных личностей, которые обладают необходимым знанием для понимания сложившейся в нашем мире ситуации. По идее, эти люди должны прислушаться к голосу разума. Но поскольку речь в данном случае идет не только об умственном понимании, но и о нравственных выводах, то, к сожалению, у нас есть мало оснований для оптимизма. Природа, как известно, не настолько щедра, чтобы к мудрости присовокупить еще и доброту. Как правило, где есть одно, там нет другого, и одна способность достигает совершенства за счет других. Несоответствие между интеллектом и чувством, которые и в самые благоприятные времена мешают друг другу, является наиболее печальной главой в истории человеческой психе.

Нет никакого смысла пытаться сформулировать задачу, которую наш век помимо нашей воли предъявил нам, как нравственное требование. В лучшем случае, мы можем просто сделать психологическую ситуацию, в которой оказался мир, настолько ясной, что в ней сможет разобраться даже слепой, и прокричать необходимые слова так громко, что их услышит даже глухой. Мы можем рассчитывать на понимающих людей и на людей доброй воли, и не должны уставать повторять необходимые мысли и пояснения. В конце концов, распространяться может не только милая сердцу толпы ложь, но и истина.

Этими словами я хотел бы привлечь внимание читателя к основной трудности, с которой ему придется столкнуться. Ужасы, которым подвергли человечество современные диктаторские Государства, есть ничто иное, как кульминация всех тех жестокостей, виновниками которых были не такие уж и далекие наши предки. Помимо всего того варварства и кровопролития, в которых христианские народы провинились друг перед другом на протяжении всей европейской истории, европейцы также должны ответить за все те преступления, которые они совершили по отношению к цветным народам в ходе процесса колонизации. В этом смысле белый человек действительно несет очень большое бремя. Оно являет собой картину обычной человеческой "тени", которую вряд ли можно нарисовать более черными красками. Зло, которое проявляется в человеке и несомненно живет в нем, обладает гигантскими размерами, так что разговоры Церкви о первородном грехе, источником которого является относительно невинное приключение Адама с Евой, это почти эфемизм. Дело обстоит гораздо хуже и его серьезность страшно недооценивается.

Поскольку повсеместно распространено убеждение, что человек это просто то, что его сознание знает о себе самом, человек считает себя таким же безвредным, добавляя, тем самым, к своей греховности еще и глупость. Он не отрицает, что ужасные вещи имели и продолжают иметь место, но их всегда совершают "другие". А если подобные деяния относятся к недавнему или далекому прошлому, то они очень быстро и кстати погружаются в море забвения, после чего возвращается то состояние хронической неясности мышления, которое мы называем "нормальностью". Потрясающим контрастом этому является тот факт, что ничто не проходит бесследно и ничто не исправляется. Зло, вина, угрызения совести, мрачные предчувствия находятся перед нами, только мы их не видим. Все это совершил человек; я человек и моя природа есть часть человеческой природы; стало быть, я виновен также, как и все остальные, и несу в себе неизменившиеся и неистребимые способность и склонность в любое время совершать греховные поступки. Даже если с юридической точки зрения мы не можем быть признаны правонарушителями, мы все равно, в силу нашей человеческой природы, всегда являемся потенциальными преступниками. Просто в реальной жизни нам не подворачивается возможность быть втянутыми в компанию дьявола. Никому из нас не дано вырваться из черной коллективной тени. Когда бы не произошло преступление много веков тому назад или в наши дни, оно является симптомом всегда и повсюду присутствующего настроя а потому человеку действительно следует обладать "представлениями о зле", поскольку только дурак может не обращать никакого внимания на свойства своей природы. Более того, его невежество это самый верный способ превращения его в орудие зла. Безвредность и наивность не помогут, как не помогут они больному холерой и находящимся поблизости от него людям, если они ничего не будут знать о заразности этой болезни. Напротив, безвредность и наивность приведут к проекции неопознанного зла в "другого". Это наиболее эффективный способ укрепить позицию противника, потому что проекция переносит страх, который мы невольно и втайне испытываем по отношению к нашему собственному злу, на другую сторону и в значительной степени увеличивает исходящую оттуда угрозу. И что еще хуже отсутствие у нас инсайта лишает нас способности общаться со злом. Здесь мы, разумеется, сталкиваемся с одним из основных предрассудков христианской традиции и одним из самых больших камней преткновения для наших политиков. Нам говорят, что мы должны "отойти от зла" и, по возможности, даже не упоминать о нем. Ибо зло является также дурным знаком, которого следует бояться и о котором нельзя говорить. Это суеверное отношение ко злу и обхождение его стороной потворствуют имеющейся у нас примитивной склонности закрывать глаза на зло и надеяться на то, что какойнибудь ветхозаветный "козел отпущения" унесет его на себе в пустыню.

Но если человек больше не может не понимать того, что зло, вне зависимости от воли человека, присуще самой человеческой природе, то с психологической точки зрения оно становится равным, хотя и противоположным, партнером добра. Это понимание прямо ведет к психологической дуальности, бессознательным прообразом которой является раскол мира по политическим мотивам. Еще более неосознанным является раздвоение современного человека. Дуальность не рождается из этого понимания; скорее всего, мы "расколоты" с самого начала. Мы не можем вынести самой мысли о том, что нам нужно взять на себя личную ответственность за такое количество зла. Поэтому мы предпочитаем приписывать зло отдельным преступникам или преступным группам, умывая руки невинностью и игнорируя общую расположенность ко злу. Как показывает опыт, зло живет в человеке, а потому это ханжеское отношение к нему долго не продержится, если, в соответствии с христианской догмой, человек не захочет сформулировать метафизический принцип зла. Великое преимущество этой догмы заключается в том, что она освобождает совесть человека от слишком большой ответственности и навязывает эту ответственность дьяволу, на основании правильного с психологической точки зрения понимания того факта, что человек, скорее, является жертвой своей психики, чем ее творцом. Принимая во внимание, что современное зло наводит самую густую тень на все, что вечно мучило человечество, необходимо задать себе вопрос: каким образом, при всем нашем прогрессе в развитии системы правосудия, в медицине и технологии, при всей нашей заботе о здоровье и жизни, были созданы огромные машины истребления, которым ничего не стоит уничтожить человеческую расу.

Никто не станет утверждать, что физикиядерщики являются бандой уголовников на том основании, что благодаря их усилиям мы имеем этот странный плод человеческой изобретательности атомную бомбу.

Огромное количество умственного труда было потрачено на развитие ядерной физики людьми, которые отдали себя своей работе без остатка. Стало быть, высокие нравственные качества этих людей с тем же успехом могли подтолкнуть их на создание чегото полезного и нужного человечеству. Но даже если первый шаг по пути к великому изобретению и может быть результатом осознанного решения, здесь, как и повсюду, спонтанная идея интуиция играет важную роль. Иными словами, бессознательное также принимает участие в процессе и зачастую вносит в него решающий вклад. Значит, результат это не следствие исключительно осознанных усилий; на какомто этапе бессознательное, с его трудно постижимыми целями и намерениями, тоже "вставило свои пять копеек". Если оно вкладывает оружие в вашу руку, значит оно нацелилось на какоето насилие. Установление истины главнейшая задача науки, и если в этой погоне за светом мы сталкиваемся с огромной опасностью, то складывается ощущение скорее предопределенности, чем предумышленности. Нельзя сказать, что современный человек способен на большее зло, чем первобытный человек или человек античных времен. Он просто обладает несравненно более эффективными средствами воплощения в жизнь своей склонности творить зло. Его сознание расширило свои горизонты и дифференцировалось, а вот нравственная природа с места не сдвинулась. Это и есть великая проблема современности. "Одного только разума уже не достаточно".

В теории, человеческий разум в силах удержаться от таких адских экспериментов, как деление ядра, исключительно по причине их опасности. Но страх зла, которое каждый человек никогда не замечает в себе, зато всегда видит в другом, каждый раз побеждает разум, хотя любому ясно, что применение этого оружия неизбежно означает конец человеческого мира в его нынешней форме. Страх перед всеобщим уничтожением может уберечь нас от наихудшего варианта, но его возможность будет, тем не менее, висеть над нами, подобно черному облаку, до тех пор, пока не будет переброшен мост через расколовшую весь мир психическую и политическую пропасть. И мост этот должен быть таким же конкретным, как и атомная бомба. Если бы только мировое сознание могло понять, что весь раскол является следствием разрыва между противоположностями в психе, то мы бы знали, откуда нам начинать. Но если даже самые незначительные и наиболее личные движения индивидуальной психе сами по себе такие незаметные останутся такими же неосознанными и неопознанными, какими они были доселе, то они будут продолжать накапливаться и образовывать массовые организации и массовые движения, которые нельзя будет поместить в разумные рамки и которыми нельзя будет манипулировать с благими намерениями. Все усилия в этом направлении есть ни что иное, как бой с тенью, причем больше всего во власти иллюзии находятся сами бойцы.

Суть дела кроется в дуальности самого человека, к которой у него нет ключа. Вместе с последними событиями мировой истории эта бездна разверзлась перед ним, после того, как человечество прожило несколько веков в очень уютной уверенности, что единый Бог создал человека по своему образу и подобию, как маленькое единство. Даже в наше время люди по большей части не осознают того факта, что каждый индивид является клеточкой структуры различных внешних организмов и потому причинно впутан в их конфликты. Он знает, что, как индивидуальное существо, более или менее незначителен и ощущает себя жертвой не контролируемых им сил, но, с другой стороны, в нем самом живет опасная теньпротивник, невидимый помощник политическому монстру в его грязных махинациях. Политическая организация в силу самой своей природы всегда видит зло в противостоящей ей группе, точно так же, как индивид отличается неистребимой склонностью освобождаться от всего, чего он не знает и не хочет знать о себе самом, приписывая эти качества комуто другому.

Ничто не оказывает такого сильного разъединяющего и отчуждающего воздействия на общество, как это нравственное благодушие и отсутствие ответственности, и ничто так не способствует пониманию и rapprochement (Возобновление дружественных отношений (фр.) Прим. ред.), как взаимное устранение проекций. Эта необходимая корректировка требует самокритики, потому что никто не может сказать другому человеку, чтобы тот просто перестал проецировать. Человек не может понять лучше самого проецирующего то, чем на самом деле являются проекции этого человека. Мы можем разобраться в наших предубеждениях и иллюзиях только тогда, когда обретем более глубокие психологические знания о самих себе и других, и будем готовы поставить под сомнение абсолютную правильность наших утверждений и тщательно и честно сравнить их с объективными фактами. Как это ни смешно, но идея "самокритики" очень популярна в марксистских государствах. Но там она подчинена идеологическим соображениям и должна служить Государству, а не истине и справедливости в отношениях между людьми. Государство масс не имеет никакого желания пропагандировать взаимопонимание и тесные связи между людьми; наоборот, оно жаждет дробления, психической изоляции индивида. Чем сильнее разобщенность индивидов, тем сплоченнее Государство и наоборот.

Не может быть никакого сомнения в том, что и при демократии расстояние между людьми значительно больше того, которое требуется для благополучия общества, не говоря уже об удовлетворении наших психических потребностей. Да, делаются всевозможные попытки сгладить кричащие контрасты нашего общества, в ходе которых раздаются призывы к идеализму, энтузиазму, нравственности и совести; но что характерно никто не говорит о необходимости самокритики, ни один человек не хочет ответить на вопрос: Кто требует идеализма? Не тот ли это, случайно, человек, который перескакивает через свою тень, чтобы с усердием погрузиться в осуществление какойнибудь идеалистической программы, участие в которой является для него желанным оправданием? Насколько его респектабельность и нравственность являются лишь обманчивой оболочкой под которой скрывается совсем другой мрачный мир? Мы должны прежде всего убедиться в том, что говорящий об идеалах человек сам является идеальным, что его слова и дела являются чемто большим, чем они выглядят на первый взгляд.

Быть идеальным невозможно, стало быть, это требование невыполнимо. Поскольку у нас, как правило, хороший нюх на эти вещи, то большинство идеалов, которым нам предлагается следовать, выглядят довольно неубедительно и становятся приемлемыми только тогда, когда открыто признается существование их противоположности. Без этого противовеса идеал превосходит наши человеческие возможности становится неправдоподобным изза своей сухости и вырождается в обман, пусть даже и совершаемый с благими намерениями. Обман это нечестный способ подчинить себе других людей и ни к чему хорошему привести не может.

С другой стороны, наличие тени ведет к скромности, которая нам нужна для признания своего несовершенства. И именно осознание несовершенства необходимо для установления отношений между людьми. Человеческие отношения строятся не на дифференциации и совершенстве, поскольку они только подчеркивают различия или приводят к прямо противоположному результату; нет, в их основе лежат несовершенство, слабость, беспомощность и потребность в поддержке, то есть те компоненты, из которых состоит основа зависимости. Совершенство ни в ком не нуждается, в отличие от слабости, которая ищет поддержки и не предлагает своему партнеру ничего такого, что могло бы поставить его в невыгодное положение или даже унизить. Но когда высокий идеализм играет слишком выдающуюся роль, то для такого унижения создаются все условия.

Рассуждения такого рода не следует воспринимать как проявление излишней сентиментальности. Вопрос отношений между людьми и внутренней сплоченности нашего общества стоит весьма остро, принимая во внимание отчужденность затравленного человека толпы, личные отношения которого подорваны общим недоверием. Везде, где правосудие сомнительно, полиция лезет в частную жизнь и процветает террор, человеческие существа оказываются в изоляции, которая, разумеется, является целью диктаторского Государства, поскольку его основу составляет максимально большое скопление лишенных всякого потенциала "единиц общества". Для борьбы с этой опасностью свободному обществу нужны узы страсти, принцип типа caritas (Любовь, вытекающая из глубокого уважения, почитания (лат.) Прим. ред.), христианской любви к ближнему своему. Но как раз именно эта любовь к своему собрату более всего отличается отсутствием понимания, вызванного проекцией. Стало быть, для свободного общества жизненно важно задуматься над человеческими взаимоотношениями с психологической точки зрения, потому что именно в них таится истинная его сплоченность, а, значит и сила. Там, откуда уходит любовь, воцаряются грубая сила и террор.

Целью этих рассуждении является призыв не к идеализму, а к осознанию психологической ситуации. Я не знаю, какая из двух вещей слабее: идеализм или прозрение общественности. Я знаю только то, что для хоть скольконибудь жизнеспособных психических перемен требуется время. Медленное прозрение мне представляется более действенным, чем лихорадочный идеализм, которому вряд ли суждена долгая жизнь.