10. Маленькие дети Небесного Отца
"Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного".
Это слова Господа Иисуса Христа. Интересно, а почему так? Ребятишки ведь немало плохого в своей детской жизни делают. Мне возразят: но размыслить-то об этом сами дети не могут. Вот поэтому и в грех им дурные деяния не вменяются.
Хорошо, отвечу я, все так. Но и взрослые немало творят грехов по недомыслию. Апостол Павел писал о себе, имея в виду свое прошлое как гонителя Церкви: "...так поступал по неведению, в неверии". Видимо, о таких грехах ("по неведению") сказано и в Евангелии: тот, кто знал, но не делал, будет бит много, а кто не знал - меньше. К детям же это явно не относится. Здесь что-то другое.
Начнем свое размышление с Ангелов. Где они находятся? В хоре, славословящем "Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный", или рядом с детьми? Конечно же, рядом, как и наши Ангелы-хранители. Продолжая оставаться рядом с нами, они одновременно пребывают и в небесном мире, к которому прилажена вся их жизнь. И вот тут-то, неподалеку, кстати, от нас, Ангелы-хранители детей видят Лице Бога... Какие-то особые Ангелы. Или им что-то особое открыто... О да, да! Особое! Они видят постоянно обращенное на детей Лице Божие - вот что! Значит, получается, что Отец непрестанно смотрит на Своих маленьких детей. А почему? Да, наверное, по той же самой причине, по которой и мы не сводим с них своих глаз. Дети по-особому прекрасны. К ним тянутся глаза и руки. Взять на руки маленького! Потетешкать, подкидывая его кверху! И отпустить: беги! И слушать нежный детский голосок. У детей ведь даже тень красивая! Не замечали этого? А вы понаблюдайте.
Вот так, я думаю, обстоит дело с Ангелами детей. Они на особом положении, потому что видят: Небесный Отец взирает на детей постоянно. Маленьких ведь всегда любят сильнее, чем больших. Видно, это как на земле, так и на небе. Дети - природные граждане Небесного Отечества!
Детям о грехе говорят немного. Просто: это хорошо, а это плохо. По моему осторожному предположению (может быть, я здесь ошибаюсь), это необходимо, чтобы дети, вырастя, всегда хотели видеть Лице Отца в Церкви Сына. Он Отца не заслонил. Господь - одесную Отца.
Зачем же тогда этих маленьких с детства приводить туда, где ко Кресту в страшной муке пригвождены наши грехи? А вот зачем: дети уже сейчас очень страдают. Они подневольные. В их жизни много обиды, непонимания. Мечтаний, которые никак не исполняются. Детей бьют. Им ставят плохие оценки, и они плачут. Им не дают стишки к празднику, говоря, что дикция плохая. Дети застенчивы, робки. Вон Алинка: выскочила на середину зала и тараторит о маме. А этот тоже бы так хотел, но он какой-то забитый. А как было бы здорово - громко так прочитать. Все: ах, какой мальчик! По головке бы погладили. А так - ничего у него не получается. "Какой-то я неумелый". Ручки не слушаются, ножки в танце заплетаются. Других много любят, а этого - мало. Кто же его, "обремененного и труждающегося", утешит? - Господь. Приведите же дитя к Нему.
"Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное". По выражению блаженного Августина, фигурка ребенка стала в Церкви символом смирения. Гм... А это о каких детях - тихих, смирных, послушных? Да, но они часто бывают шумными, плохо воспитанными, непоседливыми, своевольными и (помилуй, Господи!) развращенными с младых ногтей.
Сосед, хохоча, рассказывает нам о своем пасынке:
- Мишка с этой девчонкой постоянно в семью играет. Вот таскают они своих кукол, таскают, а потом спать ложатся. Как и положено ложатся. Ха-ха-ха!
Какое жестокое глумление над детьми! Сейчас этому мужику не до смеха: в тюрьме сидит. Я видывала, как эта девочка играет "в домик". В ней заложен невероятно сильный материнский инстинкт. Все малыши во дворе становятся ее детьми. Она разыгрывает с нимицелые представления. Чаще всего повторяется такая сценка: "мама" идет с работы, а навстречу бегут ее маленькие "дети". Она их обнимает, целует и ведет с улицы "домой". Девочка некрасива, и я все думаю: неужели у нее не будет нормальной семьи - не такой, как та, где ей показали что не нужно?
Все дети, даже самые плохие, становятся хорошими, когда играют в свои детские игры. Это их жизненное пред Богом дело - играть. Я смотрю на это и учусь. Вот девчонки опять расположились напротив моих окон со своим игрушечным "домиком": коляски, куклы, посудка, тряпочки. Так и я буду делать. Таскать своих "кукол", укладывать их спать, кормить... Играть "в домик". Я в детстве "в домик" мало играла. Я сейчас это наверстываю.
Девчонки, когда их обидят, плачут. Вот и я, если что, поплачу. Потом вытру слезы, и опять за игру. Мне платье новое принесут. Я обрадуюсь. Начну перед зеркалом вертеться. А почему бы и нет? Платье-то вон какое красивое.
Хорошо, когда ребенок занят своим делом, то есть игрой. Хуже, если начал слоняться по комнатам, завалился на диван, уставился в телевизор. Говоришь ему: "Что ты разлегся? Пойди поиграй". Играют дети - хорошо, не играют - плохо. Вот это я и присвою себе.
Что еще мне нравится в детях? Их любовь к жизни. Вы когда-нибудь видели ребенка, ненавидящего жизнь? Я - никогда. Соседского Мишку выгнал из дома пьяный брат. Мишка голоден, кое-как одет. На лице еще слезы не высохли, а он уже заприметил на помойке ломаный велосипед. Пошла потеха! Носится по двору на нем как на самокате, и все плохое забыл. Так и я: поплакала, погоревала и опять схватилась за свое веселое жизненное дело.
Мне возразят: "Да, но Господь не просто поставил ребенка посреди Своих учеников. Он еще сказал: "Истинно говорю вам: кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него". Вот ведь о чем речь - о ребенке, принимающем Царствие Небесное. Хорошо, а как дети принимают его? Да вот так:
- Расскажи мне, миленький, о Боге.
- Бог добрый. Он меня любит.
Все! Принял! Митя говорит, стоя в храме:
- Мама, а зачем люди по сто раз повторяют "Господи, помилуй"? Это для верности? Чтобы знать, что точно уж - дошло?
- Нет, не для этого. Чтобы мысли плохие в голову не лезли.
- А!
Подвиг молитвенный - это для взрослых. Детям много молиться как-то не пристало. Чтобы ребенок начал вдруг бессчетно молитву Иисусову творить, надо его волю исковеркать донельзя.
Вот смотрю-смотрю я на простую, маленькую, неэмоциональную молитву детей и думаю: а я тоже так хочу! Помолилась спроста и отошла от икон, совершенно утешенная: я сказала сейчас Богу самое нужное. Никакой неудовлетворенности, рефлексии! Не до того мне - игра ждет. Бегу на кухню: так, кастрюлька, молочко, чайничек. Самый мой намоленный покойный уголок в доме - около плиты. Сколько мне здесь хороших мыслей в голову пришло! На одной ноге порой замирала от радости: "Ну, надо же! Как, оказывается, мир-то устроен!" Здесь я научилась отдыхать от урагана своих дум. Куда мне рваться, бежать, зачем мучить себя разными вопросами? Нужны ли они? Вот самое важное в мире дело - сварить суп, накормить обедом семью. Нужнее этого ничего нет. Доварю его и подумаю, что мне дальше-то в жизни делать. А пока: отдохни, душа.
Режу картошку. Прислушиваюсь к тому, что в доме происходит. Опять ребята ссорятся! Закапали слезы на картофельные брусочки: "Ну, что мне с ними делать? Все нервы своими ссорами вымотали". А кто-то мне отвечает: "Терпи". Это чей же голос опять во мне раздался? Не знаю. Похоже, я сама с собой научилась разговаривать.
Скажут мне:
- Послушай: через два часа светопреставление.
- Ну, и что? Суп-то надо доварить. Ребята сейчас с улицы прибегут. У моих, знаешь, какой аппетит? Все подряд метут. Вот накормлю семью, вымою посуду, а там посмотрим.
Растут мои дети - расту с ними и я. Вот свекровь мне недавно сказала:
- Ты зачем опять в церковь-то пошла? Пусть старухи туда ходят. Им делать нечего, а у тебя есть семья.
Мудрые слова, между прочим. Я, наверно, в старости акафистник до дыр зачитаю. Дети вырастут, развяжут мне руки, а с ними и мои мысли. Стану другая - напишу третью книгу. Назову ее как-нибудь так: "Записки старицы". Из посланий Апостола Павла я узнала, что старицей в Церкви называется просто старуха. Да-да! Вот, пожалуйста, как об этом писал Апостол Павел в послании к Титу: "...чтобы старицы также одевались прилично святым, не были клеветницы, не приобщались пьянству, учили добру; чтобы вразумляли молодых любить мужей, любить детей, быть целомудренными, чистыми, попечительными о доме, добрыми, покорными своим мужьям, да не порицается слово Божие".
"...Любить мужей, любить детей" - да этими призывами я готова испестрить свои книги сверху донизу! Только ведь их тогда читать-то никто не будет. Вот я и ухищряюсь, хотя пишу-то на самом деле все время об одном и том же. Я готова написать об этом и третью книгу, но уже в другую эпоху своей жизни - старухой, оставившей позади свою веселую игру "в домик".
...Где-то на святой горе пролегла моя родная узенькая тропинка. Я раньше думала: узкий путь спасения - это когда все идут толпой и поэтому всем тесно. А теперь я понимаю это иначе. По тропинке, предназначенной одному-единственному человеку, сначала проходит Господь. За Ним остается святой след, и вот по нему-то и пойдет Его ученик. Шаг влево, шаг вправо, и человек начинает тонуть. Потому что мир, по словам Апостола Иоанна, лежит во зле. И только путь жизни, данный человеку Богом, свят. Здесь все ему дается ко благу: рождение, детство, молодость, труд, брак, жена, муж, дети, болезни, старость, смерть. Только уходить с этой тропинки нельзя, потому что имя ей - Царский путь. Он называется так не потому, что пролегает посередине. Царский путь может и не совпадать с золотой серединой. Тропиночка жизни петляет, о как она петляет на святой горе: то вверх идет, то вбок, то вообще поползла вниз - к подножию горы. Путь этот наречен Царским, потому что его дал человеку Царь. Сказал рабу: иди здесь. Человек смиренно пошел по своему жизненному пути, и над его головой заклубились тучи Ангелов.
Так что иди, сестрица. Выходи замуж. Радуй мужа веселым и ласковым нравом. Рожай детей. С колясочкой броди по двору. Вари на завтрак мужу и детям кашку... Это твой царский путь. Не веришь? А ты попробуй. Сама увидишь.