Эпилог

День, и другой, и третий я писала. Каждое утро приходила я на берег реки. Ближе к вечеру появлялась та женщина и, взяв меня за руку, уводила к себе - в свою келью в старом монастыре. Она стирала мою одежду, готовила немудрящий ужин, говорила о пустяках, укладывала меня спать.

Однажды утром, когда работа моя близилась к завершению, я услышала - подъехал автомобиль. Сердце мое замерло, потом заколотилось, но я не хотела верить тому, что оно говорило мне. Я уже чувствовала себя свободной от всего, я была готова вернуться в мир и снова стать его частью. Самое трудное уже минуло, оставив по себе светлую печаль. Но сердце не обмануло меня. Не поднимая глаз от рукописи, я ощутила присутствие, услышала его шаги. - Пилар, - произнес он, садясь рядом. Я не отозвалась. Продолжала писать, но мысли уже разбредались, и собрать их мне было не под силу. Сердце билось, трепыхалось так, словно хотело выскочить из груди, кинуться ему навстречу. Но я не пускала. Он сидел, глядя на реку, а я без остановки водила пером по бумаге. Так прошло все утро - никто из нас не произносил ни слова, - и я вспомнила безмолвие той ночи у колодца, когда мне внезапно открылось - я люблю его. Руку свело от усталости, и я остановилась. Тогда он сказал: - Когда я вышел из пещеры, было уже темно, и я потерял тебя из виду. Поехал в Сарагосу. Потом - в Сорию. Я исколесил бы весь мир, отыскивая тебя. Вернулся в монастырь Пьедра и тут встретил женщину. Она сказала мне, где ты. И добавила, что все эти дни ты меня ждала. Слезы выступили у меня на глазах. - Я останусь рядом с тобой, пока ты будешь сидеть здесь на берегу. А когда пойдешь спать - лягу у порога. А если уедешь в дальние края - последую за тобой.

Так будет до тех пор, пока ты не скажешь: "Уходи". Тогда я уйду. Но все равно буду любить тебя всю жизнь. Я уже не могла скрывать слезы. Он тоже плакал. - Хочу, чтобы ты знала... - начал он. - Не говори ничего. Вот, прочти, - ответила я и протянула ему стопку исписанных листков.

Весь день до вечера я смотрела на реку. Женщина принесла нам бутерброды и вина, сказала что-то насчет погоды и снова оставила нас наедине. Не раз он прерывал чтение и в глубокой задумчивости устремлял невидящий взгляд к горизонту. Мне захотелось пройтись по лесу, взглянуть на маленькие водопады, на склоны гор - каждый из них хранил свою легенду, каждый был исполнен тайного смысла. На заходе солнца я вернулась туда, где оставила его. - Спасибо, - произнес он, протягивая мне рукопись. - И прости. На берегу Рио-Пьедра села я и улыбнулась. - Твоя любовь спасла меня и возвратила к моим мечтам, -продолжал он. Я продолжала сидеть молча и неподвижно. - Помнишь псалом 137-й? - спросил он. Я покачала головой. Мне было страшно размыкать уста. - При реках Вавилона... - Да-да, конечно, помню, - сказала я, чувствуя, что мало-помалу возвращаюсь к жизни. - Там говорится об изгнании. О людях, повесивших свои арфы на ветви деревьев, ибо не могли играть то, чего просило сердце. - Но потом, отплакав, со светлой печалью вспомнив землю своих снов, псалмопевец обещает себе самому:

Если я забуду тебя, Иерусалим, забудь меня десница моя.

Прилипни язык мой к гортани моей,

Если я забуду тебя, Иерусалим.

Он снова улыбнулся: - Я уже начинал забывать это. Ты заставила меня вспомнить. - Как ты думаешь - вернется к тебе твой дар? - спросила я. - Не знаю. Но Господь всегда давал мне вторую попытку. Он дает мне тебя. И ты поможешь мне вновь обрести мой путь. - Наш путь, - поправила я. - Да, наш. Он взял меня за руки, помог подняться с земли. - Собери свои вещи. Едем. Сами собой мечты явью не станут. Январь 1994 г.