Суббота, 4 декабря 1993

А на лекцию собралось гораздо больше народу, чем я предполагала, да и обстановка была куда торжественней и строже. И я не понимала, как же это так получилось. "Быть может, он успел прославиться", - подумала я. Он ничего не говорил об этом в своих письмах. Мне захотелось поговорить с теми, кто сидел в зале, спросить, что привело их сюда, - но я не отважилась. Я удивилась, увидев его. Он был совсем непохож на паренька, которого я знавала когда-то, да и немудрено: одиннадцать лет - срок изрядный, было время перемениться. Он стал красивей, глаза его сияли. - Он возвращает нам наше, - произнесла женщина, сидевшая слева от меня. Странные слова. - Что возвращает? - спросила я. - То, что было у нас украдено. Веру. - Нет, не возвращает, - возразила моя соседка справа, она была помоложе. - Нельзя вернуть то, что и так принадлежит нам. - В таком случае зачем же вы сюда пришли? - раздраженно осведомилась первая женщина. - Хочу послушать его. Мне интересно, о чем они Думают теперь. Было время, когда они сжигали нас на кострах. Быть может, им кажется - мало? - Это одинокий голос, - сказала первая. - Он делает что может. Вторая насмешливо улыбнулась и, оборвав разговор, отвернулась. - Для семинариста он ведет себя очень отважно, - продолжала первая, обращаясь теперь ко мне и у меня ища поддержки. Но я ничего не понимала и промолчала. А молодая подмигнула мне - как сообщнице, как союзнице. Но молчала я оттого, что мысли мои были заняты другим. Я думала о том, что сказала первая женщина. "Семинарист". Не может быть. Он бы предупредил меня. Он начал говорить, а мне никак не удавалось сосредоточиться. "Надо было одеться ненарядней", - думала я, сама не понимая, почему меня это так заботит. Он заметил меня в зале, и я пыталась отгадать, о чем он думает, нравлюсь ли я ему. Должно быть, большая разница существует между мной тогдашней и нынешней - тогда мне было восемнадцать, теперь - двадцать девять. Голос его совсем не изменился. Но произносил он совсем иные слова.

Необходимо рисковать. Чудо жизни можно постигнуть в полной мере, лишь когда мы будем готовы к тому, что случится нежданное. Каждый день Бог посылает нам - вместе с солнцем - возможность изменить все то, что делает нас несчастными. И каждый день мы пытаемся притвориться, будто не замечаем этой возможности, будто ее не существует вовсе, будто сегодня - во всем подобно вчера и неотличимо от завтра. Но тот, кто всмотрится в свой день внимательно, найдет этот волшебный миг. Он может таиться в том часе, когда мы отпираем дверь, ведущую в завтра, или в безмолвном мгновении, настающем после ужина, или в тех тысячах мелочей, которые кажутся нам неотличимыми друг от друга. Существует этот миг - миг, когда сила звезд проникает в нас и позволяет нам творить чудеса. Да, счастье иногда нисходит к нам как благодать, но гораздо чаще - это победа и преодоление. Волшебный миг помогает нам преобразиться и отправиться на поиски наших мечтаний. Да, на этом пути нас ждут горести и муки, страдания и лишения, нам встретится множество разочарований, - но все это преходяще и не оставляет следов. И в грядущем мы сможем обернуться назад с гордостью и верой. Несчастен тот, кто страшится идти на риск. вероятно, он не ведает разочарований и краха иллюзий, не страдает - в отличие от тех, кто мечтает и стремится претворить мечту в явь. Но он обернется - а обернется он непременно, ибо это присуще каждому из нас, - то услышит, как говорит ему сердите: "Что сделал ты с теми чудесами, которыми Бог так щедро усеял твои дни, досуги твои и труды? Как употребил ты таланты, которые вверил тебе твой Наставник? Зарыл поглубже, потому что боялся потерять? Что ж, отныне достоянием твоим будет лишь уверенность в том, что жизнь свою ты промотал и растратил, расточил и рассеял". Несчастен тот, кто слышит такие слова. Несчастен, ибо теперь он уверует в возможность чуда, но волшебные мгновения уже не вернутся.

Когда он закончил лекцию, люди со всех сторон окружили его. Я ждала поодаль, напряженно размышляя над тем, какое впечатление произведу на него после стольких лет разлуки. Я чувствовала себя маленьким ребенком - робеющим, ревнующим его к новым, незнакомым мне друзьям, я страдала, потому что другим он уделял внимания больше, чем мне. Но вот он приблизился. Кровь прихлынула к его щекам, и я увидела перед собой не взрослого мужчину, минуту назад толковавшего о таких важных предметах, а того мальчика, который когда-то, спрятавшись со мною вместе в часовне Святого Сатурия, рассказывал о мечте обойти весь свет - а наши родители меж тем звонили в полицию, боясь, что мы утонули во время купания. - Здравствуй, Пилар, - сказал он. Я поцеловала его. Я могла бы сказать что-нибудь лестное о его выступлении и о том, что мне как-то не по себе среди такого множества людей. Я могла бы вспомнить какой-нибудь забавный случай из времен нашего детства и признаться, что горжусь, видя, какое восхищение вызывает он у других, у посторонних, Я могла бы объяснить, что должна бежать со всех ног - иначе пропущу последний ночной автобус на Сарагосу. Могла бы. Никогда не сумеем мы понять значение этих слов. Ибо в каждое из мгновений нашей жизни может произойти нечто - может произойти, но не происходит. Существуют волшебные мгновения, но они остаются и проходят неузнанными, и тут внезапно рука судьбы меняет наш мир. Именно так и случилось тогда. Вместо всего того, что я могла бы сказать, я произнесла лишь два слова, которые - неделю спустя - привели меня на берег этой реки, заставили написать эти строки. - Выпьем кофе? - вот что я тогда сказала. И, обернувшись ко мне, он не оттолкнул протянутую ему руку судьбы. - Мне так нужно поговорить с тобой. Завтра у Меня лекция в Бильбао. Я на машине. Едем? - Я должна вернуться в Сарагосу, - ответила я, не зная, что это был единственный выход. Но в следующую долю секунды, оттого ли, что вновь вернулась в детство, или оттого, что не мы пишем лучшие мгновения нашей жизни, я сказала: - Но, впрочем, будут выходные по случаю праздника Непорочного Зачатия. Я могу поехать с тобой в Бильбао и вернуться в Сарагосу оттуда. Реплика моей соседки по поводу "семинариста" не давала мне покоя, и он, как видно, заметил это, - Ты о чем-то хочешь меня спросить? - Хочу, - ответила я, попытавшись слукавить. - Перед лекцией какая-то женщина в зале сказала, что ты возвращаешь принадлежащее ей. - Это неважно. - Для меня важно, - возразила я. - Я ведь ничего не знаю о тебе, о твоей жизни, я была поражена, увидев, сколько народу явилось послушать тебя. Засмеявшись, он обернулся к другим и уже готов был вступить с ними в беседу. - Погоди, - сказала я, удерживая его за руку. - Ты не ответил мне. - Поверь, Пилар, тебе это будет не слишком интересно. - Так или иначе, я хочу знать. Он глубоко вздохнул и отвел меня в угол зала. - Все три великие религии, в основе которых лежит единобожие, - иудаизм, христианство, ислам - это мужские религии. Священнослужители - мужчины. Мужчины устанавливают законы, мужчины исполняют обряды. - Но что же имела в виду та дама в зале? Он замялся, помедлил, но все же ответил: - Что я вижу порядок вещей по-другому. Что верю в женский лик Господа. Я вздохнула с облегчением - моя соседка ошибалась. Он не мог быть семинаристом, ибо семинаристам не дано видеть порядок вещей по-другому. - Исчерпывающее объяснение, - ответила я. У дверей меня поджидала та самая девушка, что подмигнула мне в зале. - Я знаю, что мы с тобой исповедуем одну и ту же веру, - сказала она. - Меня зовут Брида. - О чем ты? Не понимаю. - Прекрасно понимаешь, - рассмеялась она. И, прежде чем я успела что-нибудь объяснить, схватила меня за руку и вытащила наружу. Вечер был довольно теплым, но не на улице же мне оставаться до утра, а где переночевать, я не знала. - Куда мы? - спросила я. - К изваянию Богини, - прозвучало в ответ. - Мне бы найти какой-нибудь недорогой отель. - Я все тебе потом объясню. - Я бы предпочла зайти в кафе, поговорить, разузнать о нем как можно больше. Но спорить не стала и, когда она повела меня по Пасео-де-Кастельяна, послушно шла рядом и только вертела головой, рассматривая Мадрид, где никогда до этого не бывала. Посреди проспекта она остановилась и показала на небо. - Вот она! Меж голых ветвей сияла полная луна. - Красиво, - заметила я. Но девушка, не слушая меня, раскинула руки крестом, повернула ладони вверх, закинула голову к небу и замерла. "Куда меня занесло, - подумала я. - Слушала лекцию, потом оказалась на Пасео-де-Кастельяна вместе с этой полоумной, а завтра еду в Бильбао". - Зеркало Богини Земли, - заговорила девушка, не открывая глаз. - Научи нас осознавать наше могущество, сделай так, чтобы мужчины нас понимали. Ты, рождающаяся, блистающая, умирающая и воскресающая в небесах, указываешь нам путь от семени к Плоду. Она простерла руки к небесам и надолго застыла в этой позе. Прохожие глядели на нее, посмеивались, но она не обращала на них никакого внимания, зато я готова была сгореть со стыда, что оказалась рядом с Ней. - Я должна была сделать это, - произнесла она, отдав все почести луне. - Теперь Богиня защитит нас. - О чем ты, скажи наконец толком! - О том же, о чем говорил твой друг, но только истинными словами. И я пожалела, что не старалась понять смысл лекции и теперь не знаю, о чем там шла речь. - Мы знаем, что у Бога - женский лик, - сказала девушка, когда мы двинулись дальше. - Мы, женщины, которые понимают и любят Великую Мать. Нам дорого обошлось наше знание - нас преследовали и жгли на кострах - и все-таки мы сумели выжить. И теперь нам внятен смысл ее тайн. Костры. Ведьмы. Я вгляделась в лицо моей спутницы: красивая, распущенные рыжие волосы спускаются до лопаток. - Мужчины уходили на охоту, мы оставались в пещерах, во чреве Матери, и растили детей, - продолжала она. - И там Великая Мать обучила нас своей науке. Мужчина живет в движении, мы пребывали во чреве Матери. И потому поняли, как семя дает росток, и предупредили наших мужчин. Мы испекли первый хлеб и накормили их. Мы слепили из глины первую чашу и напоили их. Мы поняли цикл творения, потому что наша плоть живет, повторяя череду лунных фаз. Гляди, вот она! - внезапно перебила она себя. Я взглянула в ту сторону, куда она показывала. В центре площади, со всех сторон обтекаемой потоками машин, стоял фонтан, украшенный скульптурой - женщина на колеснице, запряженной львами. - Это площадь Кибелы, - похвасталась я тем, как знаю Мадрид. Я десятки раз видела эту скульптуру на почтовых открытках. Но девушка не слушала меня. Она была уже посреди улицы и, лавируя между машинами, бежала к фонтану. - Идем! Идем! - кричала она, маша мне рукой. Я решила последовать за ней хотя бы для того, чтобы спросить название отеля. От всего этого сумасшествия я устала и теперь хотела выспаться. У фонтана мы оказались почти одновременно: я - с колотящимся сердцем, она - с улыбкой на устах. - Вода! - воскликнула она. - Вода - вот ее проявление! - Пожалуйста, скажи мне название какого-нибудь дешевого отеля. Она погрузила обе руки в чашу фонтана. - Сделай так же, - сказала она мне. - Прикоснись к воде. - Да ни за что на свете. Но тебе не хочу мешать - пойду поищу место для ночлега. - Еще минуту! С этими словами она вытащила из сумочки маленькую флейту и поднесла ее к губам. Музыка, как мне показалось, произвела гипнотическое действие - шум машин отдалился, сердце мое забилось ровно. Присев у фонтана, слушая лепет воды и песенку флейты, я не сводила глаз с лунного диска, плывшего над нами. Что-то подсказывало мне, - хоть я и сознавала это не вполне отчетливо, - что там, в небесах, пребывает какая-то частица моей женской сути. Не знаю, как долго звучала флейта. Оборвав мелодию, девушка повернулась к фонтану. - Кибела, - сказала она. - Еще одно проявление Великой Матери. Кибела управляет ростом колосьев в поле, оберегает города, возвращает женщину на стезю священнослужения. - Кто ты? - спросила я. - Зачем попросила меня пойти с тобой? Она обернулась: - Я - именно то, что ты думаешь. Я исповедую религию Земли. - Зачем я тебе понадобилась? - настаивала я. - Я читаю по твоим глазам. И сердце твое для меня - открытая книга. Ты будешь пылко и страстно любить. И страдать, - Я? - Ты знаешь, о ком я говорю. Я видела, как он смотрел на тебя. Он любит тебя. Да, конечно, я имею дело с сумасшедшей. - Потому я и позвала тебя с собой, - продолжала она. - Он - значителен и важен. Он, хоть и болтает ерунду, по крайней мере признает культ Великой Матери. Нельзя допустить, чтобы он пропал. Помоги ему. - Ты сама не знаешь, что говоришь. Ты запуталась в своих фантазиях, - говорила я, снова лавируя между автомобилями и твердя про себя, что никогда больше не стану думать над словами этой женщины.