МАТРИАРХАТ

o 1 o Райский человек уходит корнями в тайну Христа. Отцы Церкви говорят, что, когда Бог ваял человека, Он созерцал Первообраз (архетип) - Лик Христа. Карл Барт очень удачно подчеркивает это, говоря, что один лишь стих 32 в Послании к Ефесянам: "Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви" сообщает совершенно конкретный смысл повествованию о Сотворении мира. Взаимоотношения между мужчиной и женщиной, по замыслу Божьем, - это прежде всего отношения между Иисусом Христом и Его Церковью. Эти отношения являются внутренним основанием Сотворения мира, и вот почему образом отношений между Яхве и Израилем является брак, о котором с таким величием говорится в Песне Песней. Следовательно, именно в образе Божественного мы должны искать единственно верное разрешение человеческих отношений.

o 2 o При слове Бог сразу же приходит на ум Существо, обладающее всеми видами власти, что выдвигает на первый план Его всемогущество; однако оно никогда не является "чистым", беспредметным всемогуществом. "Верую в Бога Отца Вседержителя"; "Верую во Единого Бога Отца Вседержителя, Творца неба и земли". Божественное всемогущество сразу же понимается как отеческое. Прежде всего и по существу Бог - это Отец, и только потом - Творец, Судия и - что определяет христианскую надежду, - Спаситель и Утешитель; и Он является всем этим потому, что Он - Отец. Итак, если представление о Боге сосредоточено вокруг Божественного отцовства, вечного общения между Отцом и Сыном, то соответственно в центре Откровения - общение между Отцом и человеком, Его чадом. Основная тема спасения есть тема усыновления, сыновства. Решающее слово христианской веры произносит Дух Святой внутри человека, когда вопиет с ним "Авва, Отче!" (Гал.4.6). Основной религиозной категорией является категория отцовства.

o 3 o Согласно своей структуре человек создан "по образу Божию"; он сообразен Тому, Кто является Отцом по Своей сущности; и самое неожиданное открытие, которое мы делаем, заключается в том, что мужчина не обладает отцовским инстинктом в той степени, в которой женщина обладает материнским инстинктом. Завоеватель, искатель приключений, строитель, мужчина по своей сущности не отличается отцовским призванием, и это - большой парадокс. Это значит, что в природе мужчины нет того, что непосредственно отвечало бы религиозной категории отцовства. Это означает, что в человеке религиозный принцип выражается женщиной, что особой чуткостью к чисто духовному наделена anima, а не animus, и что женская душа ближе к источникам Книги Бытия. Это настолько верно, что даже духовное отцовство пользуется образами материнства: "Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос!" (Гал.4.19). Догматик третьего гласа подчеркивает аналогию между отцовством Отца и материнством Богородицы: "Ты родила Сына без отца, того Сына, которого Отец родил без матери прежде всех веков". [Слав, текст: "Како не дивимся Богомужному рождеству Твоему, Пречестная, искушения бо мужескаго не приемши, всенепорочная, родила еси без отца Сына пло-тию, прежде век от Отцарожденнаго без Матери".] Здесь ясно прослеживается богословское утверждение: материнство Пресвятой Девы полагается как человеческий образ Божественного отцовства.

o 4 o Существует особое соответствие между религиозностью и женской духовностью. Вот почему противники христианства, такие, как Цельс или Ницше, обвиняют его в придании цивилизации женственного характера. Их гуманизм, ориентированный на мужественность, не выносит женской чуткости, переплетающейся с ценностями веры. Чем секулярнее цивилизация, тем она более "мужская"; чем больше в ней отчаяния, тем она дальше от истинно женского начала. Пессимизм, с болезненным упоением, всюду видит неотвратимую обреченность, которую не пронизывает ни один луч надежды. Мрачный мир massa damnata отражается в янсенизме, и современный фатализм погибели витает над миром. Литература отчаяния и абсурда Кьеркегора и Кафки имеет успех как никогда, потому что она отвечает умонастроению современных людей. Жульен Грин, Мориак или Грэхэм Грин выбирают для описания такие пограничные ситуации, в которых человека охватывает глубокое бессилие, поражающее его, как античный рок. Симптоматично название одного из романов Жульена Грина - "Мойра". Произведения Сартра, Камю или Ануя имеют ту же тональность, однако отсутствие материнской защиты на общем арелигиозном фоне здесь оказывается еще более трагичным.

Между тем, если Христос спасает мир, то именно Божья Матерь его охраняет и привносит в "дегуманизированный" мир умиление, открытость Благодати. Если Достоевский преодолевает самые мрачные бездны и отдается радости, то это потому, что на его произведениях лежит печать его постоянной молитвы: "Все упование мое на Тя возлагая, Мати Божия, сохрани мя под кровом Твоим". Старица возвещает пророчество в "Бесах": "Матерь Божия является Великой Матерью, великой сырой землей (Быт.2.6), - и в этой истине содержится великая радость для людей. Мать сыра-земля, земля-кормилица является образом материнской груди; она участвует в рождении Бога Пресвятой Девой и представляет собой космический образ Рождества. Взаимосвязь между Пресвятой Девой и космосом очень часто встречается в богослужебных текстах: "Земле благая, благословенная Богоневесто, клас прозябшая неоранный и спасительный миру, сподоби мя сей ядуща спастися"1. Мариологии присуща космическая радость - небесная и земная. Многие молитвы называют Пресвятую Деву "Радостью всякой твари" и говорят ей: "Радуйся", ибо она есть образ Премудрости Божьей. Через Нее открывается, что женская духовность - духовность софианическая, тесно связанная с Духом Святым.

В противоположность этому любой атеизм содержит в себе некое семя глубочайшей горечи и обнаруживает характерную для него "мужественность" на фоне атрофии религиозного чувства зависимости от Отца, ощущения Божественного отцовства, то есть того переживания, которое дано женщине как Благодатный дар. Разве воинствующий атеизм с самого начала не был отмечен духом издевательства над тайной Девы-Матери (еврейские и языческие легенды о женщине Марии, подхваченные нынешними материалистами)? Между тем источник всякой морали находится именно в материнском начале: чистота, самопожертвование, защита слабых. В своем этическом учении Кант порывает с трансцендентным и ставит Бога в один ряд с другими постулатами; он считает любовь, с логической точки зрения, "чувственной и патологической привязанностью", потому что любовь иррациональна и не подчиняется воле; таким образом Кант становится на "мужскую" позицию.

Среди последователей Канта нет истинных женщин; напротив, интуитивистская философия и эмоциональное познание (Паскаль, Бергсон, Кайзерлинг, Макс Шелер) нашли среди женщин широкий отклик. Выдающиеся представители христианства поразительно контрастируют друг с другом: суровый, мужественный Кальвин и, с другой стороны, св. Франциск Ассизский, прозванный Stella matutina (звезда утренняя), тот, кто mortem cantando suscepit (встретил смерть пением); или преп. Серафим Саровский, "ангел света", о котором Божья Матерь сказала, что он - "нашего рода". Или же блаженный Августин: такой жесткий по отношению к женщине, которая разделила с ним жизнь, такой отвлеченный в своем трактате о браке и любви, который хорошо отражает эпоху патриархата и, что весьма симптоматично, впервые содержит учение о предопределении. Если Кант иронизирует, говоря о любви, то Августин полон сарказма по отношению к оригенистам своего времени, которых он называет "милостливыми". В слишком "мужественном" представлении о Боге всегда будет подчеркиваться Его абсолютная справедливость и самовластие - в ущерб милосердной любви; и тогда человек становится предметом этой абсолютной власти Бога. Монотеистические религии, такие как воинствующий ислам или иудаизм в его узкоортодоксальных течениях, являются поразительными примерами этой чрезмерной мужественности. В противоположность этому материнская нежность, порожденная почитанием Богородицы, вносит в христианский гуманизм совершенно особую ноту мягкости и объясняет происхождение женской чувствительности у великих мистиков. Достаточно посмотреть на Владимирскую икону Божьей Матери (XII в.), чтобы понять, что вносит в религиозное чувство женственность Первообраза: здесь нет никакой чувственной или слащавой ноты, никакой сентиментальности, но это, быть может, совершеннейший религиозный образ, человеческий лик, взгляд которого сродни взгляду Бога-Отца на иконе Троицы Рублева. Языки иконы и богослужения каждый по своему учат, что Божественному отцовству отвечает человеческое материнство.

Художественная чуткость, космическое и соборное чувство и глубоко мистический подход к жизни составляют специфически "женские" черты русского духа. На своих вершинах русская литература показывает, что именно русская женщина представляет человеческий тип в своей полноте, - больше, чем русский мужчина. В советских романах, читая между строк, можно уловить, что русская женщина остается главной опасностью для "бесчеловечных" марксистских структур. Женщина - хранительница нравственных и религиозных ценностей. Два первых русских святых, канонизированных Церковью - благоверные князья и страстотерпцы Борис и Глеб, - прославляются за чрезвычайно русскую форму непротивления злу. Если в открытом бою зло почти всегда одерживает верх, то при терпеливом сопротивлении со временем зло как бы стирается. Если мужчина ожесточается против страдания, то женщина поддается ему, а ведь выживает именно тот, кто лучше его переносит. Мудрость одной древней цивилизации, не принадлежащей к типу мужественных, возвещает устами Лао-Цзы: "Тот, что мягче, берет верх над тем, что тверже: вода над скалой, женское начало над мужским". Точно так же и Христос выражает духовный принцип, когда говорит: "Я кроток и смирен сердцем" (Мф.11.29); Он отвергает мужское решение вершить дела при помощи меча, так же как отбрасывает три искушения в пустыне, и выбирает принесение Себя в жертву - образ Агнца, ведомого на заклание. Для мужчины жить - это завоевывать, бороться, убивать; для женщины - рождать детей, поддерживать, охранять жизнь, отдавая себя. Мужчина отдает себя, чтобы одерживать победу; женщина спасает, принося себя и в жертву и в дар. Мужские, прометеевские цивилизации взлетают, как метеоры, и быстро гаснут, как, например, Римская. Восточные цивилизации, несмотря на сложные исторические формы и противоречивые фазы внутреннего развития, в целом отводят больше места женским жизненным ценностям, поэтому историческое существование длится очень долго2.

o 5 o "Ева" в точном смысле слова означает "жизнь", но тот, кто с пророческой прозорливостью дал это имя, имел в виду нечто большее, чем простое биологическое продление рода, большее, чем "печать обещанной благодати", большее, чем предвидение того, что из этого рода произойдет "царица в Офирском золоте" (Пс.44.10). Биологическое соответствие жизни вида отражает духовное соответствие вечной жизни. Второй Евой III Вселенский собор провозгласил Богородицу. Та, Которая рождает Предвечного Бога, Которая дает жизнь Живущему в человеческом, Сама обретает бессмертие. В этом великом смысле Ева была названа Жизнью (Быт.3.20). Теперь понятно, почему именно женщина получает обетование спасения: к женщине обращена весть Благовещения, женщине прежде всего является воскресший Христос и "жена, облеченная в солнце" (Откр.12.1) есть образ нового Иерусалима. Библия делает женщину религиозным принципом человеческой природы. Она - уста человечества, которыми смиренное fiat ("Да будет мне по слову твоему") рабы Господней отвечает на творческое fiat Небесного Отца; она является этим свободным "да" всего человечества, которое полагается в дело Воплощения как его необходимое человеческое основание.

Божественному отцовству как определяющему сущность Бога, Который рождает Сына и от Которого исходит Дух Святой, прямо отвечает женское материнство как религиозная особенность человеческой природы. Богочеловеческая тайна совершается в anima; именуемая в богослужении "Храмом предвечной славы", Пресвятая Дева, которая "пространнее небес", является образом Вселенной, содержащей Невмес-тимого. Со своей стороны, праведный Иосиф Обручник представляет отцовство мужчин: перед тайной он весь - молчание; он проходит по страницам Евангелия, не произнося ни единого слова. Слово, ставшее Плотью, есть чадо мужского молчания и женского "да будет". Карл Барт замечательно это уловил (в "Очерке догматики"): "Рожденный от Девы Марии... Человек мужского пола исключен. Он не играет никакой роли в этом рождении, которое является своего рода судом Божиим над ним. Человеческое действие и инициатива не принимают здесь никакого участия. Однако вообще человек - как человеческое существо - не исключен: это Пресвятая Дева. Человек же мужского рода, в своей специфической роли участника и творца человеческой истории, в своей ответственности возглавителя вида, оказывается отодвинутым на задний план, как это показывает чисто пассивная фигура Иосифа. Таков ответ христианской веры на проблему женщины: именно женщина находится на первом плане, а точнее дева, Пресвятая Дева Мария..."

o 6 o Литании Лоретты [молитвы в Лореттском монастыре, обращенные к Лореттской Божьей Матери] называют Пресвятую Деву "Утренней Звездой". Это было имя Люцифера - Денницы; согласно мысли, часто высказываемой святыми отцами, Денница, утренняя звезда, был самым близким к Богу существом, Его alter ego, и именно эта приближенность объясняет его стремительное падение: он вожделел быть как Бог. Пресвятая Дева занимает его место, и поэтому литургически Она воспринимается как Глава ангельских сил. Светящийся центр небесных сводов, готовый окунуться в яркое полуденное солнце, - вот космический образ, который точно описывает женщину в ее сущности. И эта утренняя свежесть нам говорит еще и о целомудрии. На греческом языке sophrosune означает целостность, интегрированность: это религиозный принцип ее способности к объединению. Одна древняя литургическая молитва содержит обращение к Богородице: "Твоею любовью свяжи мою душу", - то есть сделай меня внутренне согласным, соединение различных психических состояний преврати в единство, в душу. В силу своей религиозной структуры женщина является этим актом животворной интеграции, и она лишь одна способна противостоять тому разрушению и обесчеловечению, в которые все более замыкается современный мужской дух. Именно в этом смысле надо понимать слова Бердяева, когда он говорит о "бесконечно значительной роли" женщины, которая "займет преобладающее место в истории завтрашнего дня..., в религиозном пробуждении нашего времени".

o 7 o Эта роль будет понятна, если понять метафизическое значение женской природы: в религиозной сфере именно женщина есть сильный пол3. Классической ошибкой всех толкователей повестования о грехопадении является попытка объяснить выбор Сатаной-искусителем Евы ее принадлежностью к слабому полу, то есть тем, что она является самой уязвимой частью человеческого существа в целом. В действительности все обстоит как раз наоборот. Ева подвергалась искушению как религиозное начало человеческой природы, а поэтому именно в ее лице прежде всего надо было уязвить человека и подвергнуть его порче. Когда при-веден в расстройство самый восприимчивый, самый чуткий к общению между Богом и человеком орган, все остальное совершается само собой. Адам не проявляет никакого сопротивления и следует за Евой: через нее он уже оказался вне Бога в силу Божественного установления: "...и будут одна плоть" (Быт.2.24).

o 8 o Это таинственное соответствие женщины, ее открытость по отношению к "силам" раскрывают евхаристический аспект падения. До падения зло не могло принимать человеческого облика, и оно представляется под видом змия, существа чуждого и внешнего по отношению к человеческой природе; и лишь через разговор оно выходит на поверхность, на границу двух противостоящих друг другу эонов. Извращение означает некое проникновение. Так же как исповедание христианской веры завершается вкушением Плоти и Крови Христовых, сущностным проникновением Христа, так и в преступлении заповеди, в извращении нормативного порядка "запретный плод" есть образ бесовской вечери. Зло как пища, которую вкусили, преобразуется из внешнего и "чуждого" во внутреннее, становится "познанным" в библейском смысле. Обряд запрещения и изгнания нечистых духов (экзорцизм) при Крещении раскрывает со страшным реализмом мрачное присутствие бесовского элемента в сердце человека. Решающие моменты человеческой судьбы относятся преиумщественно к религиозному пространству: именно через женщину человечество пронизывается злом, и именно в ней - пшеничном колосе - лежит обетование спасения: "...оно [семя жены] будет поражать тебя в голову" (Быт.3.15), но женщине суждено родить Спасителя.

o 9 o Двум ликам Евы, светлому и темному (у софиологов - светлому и темному ликам Софии), соответствуют два женских образа Конца времен. Апокалипсис описывает Новый Иерусалим в терминах света: это - "жена, облеченная в солнце" (Откр.12.1). На другом полюсе в последний момент истории - тьма, которая сгущается в вавилонской блуднице; ее развратность относится не к плотской сфере, но к религиозной сущности. Картина наполнена мистическим ужасом4; это - демоническая бездна самого страшного блуда, который развращает саму структуру духа, всю внутреннюю жизнь без остатка. Сидя на звере, жена раздирает свои покровы и обнажается, снимая "покрывало" (знак священного); она отказывается от женского таинства, выраженного словами "да будет". Имманентный суд над ней (Откр. 17.16) состоит в том, чтобы ее "обнажить", что может быть лишь откровением о метафизической пустоте ее секрета - ее ничто и ее "уничтожением". Амазонка, мужеподобная жена держит в руках золотую чашу, заставляя оказывать себе почести, превышающие царские; она - великий жрец; она узурпирует власть и осуществит самый большой обман Сатаны. В свете Конца времен можно понять древний страх, которым овеяны легенды цикла Матриархата.

o 10 o По мнению швейцарского юриста и специалиста по мифологии Бахофена5, этапы сексуальной жизни соответствуют этапам развития религии и природы. Буйной растительности болот соответствует гетеризм и как следствие промискуитет; сексуальные союзы определяет свободное материнство, не подчиняющееся никаким законам. Затем с культом Матери-Земли и с развитием земледелия, изобретенного и осуществляемого женщинами, устанавливаются упорядоченные сексуальные отношения, но по материнскому праву: это - господство женщины, гинекократия, или матриархат. Женщины управляли общественными делами и воевали, в то время как мужчины занимались домашней работой. Лишь на третьей стадии появляется патриархат. Если в настоящее время представления Бахофена и близкого к нему Моргана полностью не принимаются социологами, то все же эти идеи сохраняют свою ценность в мифологическом плане - как способ подхода к истокам Истории.

Этнолог Б. Малиновский в своих трудах6 обращает особое внимание на неоспоримое преимущество единоутробных родственных связей (например, брат матери является главой семьи). Материнское право поддерживается коллективными представлениями, согласно которым женщина есть священное существо, она соучаствует в земном плодородии. Еще и в настоящее время в некоторых австралийских племенах мужчина подчинен власти женщины. Там господствует полный промискуитет и остается неизвестным физиологическое значение полового акта.

o 11 o Согласно Бахофену, в человеческой сущности отражается борьба космических сил Солнца и Земли. В истории матриархат и патриархат противостоят друг другу. В жизни - это вечный конфликт между мужчиной и женщиной. Но внутренне всякое человеческое существо является двуполым: в нем соприсутствуют взаимодополнительные психические элементы обоих полов. В нем в различных пропорциях сосуществуют animus и anima: с одной стороны, принцип разума, анализа и различения, с другой - принцип отношения, общения и единения; logos и eros. Как в себе самом, так и в своем спутнике, и во всех проявлениях жизни человек встречается с поляризованным существованием. Напряжение между двумя полюсами есть психический закон; оно является также принципом, обуславливающим всякую жизнь. Две противоположности могут вступить в отчаянное противоборство, в безжалостную борьбу, но они могут также прийти к самоутверждению в качестве взаимодополнительных элементов некоторого высшего единства; в этом и заключается духовная проблема существования. Материнский инстинкт - это инстинкт источника, из которого все происходит - альфа; отцовский инстинкт - это инстинкт цели, к которой все направляется - омега. Но в ходе поляризации форм отцовский инстинкт может уклониться с пути, поддаться искушению отказаться от своего предназначения и вернуться к первоначальной ночи; это отказ от телеологического принципа, от солнечного начала ясного разума. То же искушение у женщины принимает форму хтонического хаоса, обладающего страшной способностью увлекать мужчину и затягивать его в свою глубину; здесь она послушна зову мрачной сырой бездны земли, чисто животной силе и сну. К светлой радости солнечного гимна св. Франциска, к сиянию Славы Божьей, преломленной в симфонии звуков, красок и лиц, примешивается невыразимая печаль Диониса, неутолимая жажда, воздыхание твари, порабощенной развратом. Во время зимы тяжелый сон объемлет всю природу, и вечные возвращения не воскрешают, не оживляют неподвижную маску смерти.

Матриархат представляет собой эпоху, в которой над личным началом господствуют бесформенные, коллективистские космические силы и происходит самое странное смешение человеческого, природного и демонического. Terror antiquus - слепой, панический ужас поднимается из недр этого царства. Женщина в своей плодовитости отождествляется с Magna Mater Deorum - благосклонной и грозной Великой Матерью богов: Изидой в Египте, Иштари Ману на берегах Евфрата, Астартой в земле Ханаанской, Кибеллой в Малой Азии, Дургой в Бенгалии, Геей у греков. Великая Мать царствует в горах и лесах, на море и на источниках, она имеет власть над жизнью и смертью; Царица неба и Повелительница преисподней, она властвует над божествами мужского рода. Эта эпоха окружена великим мраком.

Более известны позднейшие гинекократии у иберийцов, критян, халдеев, древних египтян. Женщина управляет племенами, она жрица у друидов, часто выступает в роли колдуньи и волшебницы. Личная собственность передавалась через женщин, ребенок принадлежал клану матери и носил ее имя - традиция, которая поныне сохранилась у португальцев. Достоинство мужчины - ничтожно. Деторождение было священной функцией, и участие в нем отца игнорировалось; лавры предков нисходят в тело женщины. Она есть земное существо, приравненное к земле, живое выражение ее плодородия; одержимая темными и страшными силами, она представляет собой элемент, порождающий жизнь. Окруженная удивительным почитанием, женщина шествует как носительница жизни тотемического предка, и так побеждается время. Не природа продолжается и живет в женщине, но таинственные веяния, исходящие от женского тела, оплодотворяют тайные источники жизни.

o 12 o Подавленное мужское начало начинает бороться, и эта ожесточенная битва отражается в индивидуальном сознании, вызывает глубокие душевные расстройства, оставляя в осадке, в глубине индивидуального подсознания, комплексы, источник которых находится в коллективном подсознании. Основная энергия человеческого существа - libido - может привиться к одному из этих архетипических комплексов; она может пребывать в состоянии бездействия и подавленности, но может также из мрака бессознательного оказывать страшное давление. Одним из самых значимых является комплекс Эдипа. Сын Иокасты, Эдип, не зная, что он делает, женился на своей матери после того как убил отца, также не ведая этого. Иокаста, узнав, что ее новый муж является ее сыном, кончает с собой, повесившись. Эдип, преследуемый Эриниями, в страданиях ослепляет себя. С внешней стороны, Эдип представляет собой невинную жертву. Но в своем подсознании он противостоял отцовскому мужскому началу и хотел соединиться и слиться со своей матерью - началом женским. Земля восстала против солнца, коллективное начало - против личностного; отказываясь от Слова, человек дает увлечь себя сном материнского лона. Борьба продолжается непрерывно на всем протяжении исторической эволюции; это вечное противопоставление Аполлона - Дионису, меры - хаосу, четного числа - нечетному, peiron - apeiron, монады - множественности. Человек, полностью отдавшись силам, которые его очаровывают, восстает против рождения; он сопротивляется всему, что вырывает его из космического и материнского лона, из теплой дремоты и забвения. Отто Ранк назвал причину этого состояния "травмой рождения"; Фрейд говорит об инстинкте смерти, лучшее выражение которого можно, вероятно, найти в высказывании великого русского писателя Розанова: "Я - как ребенок в чреве матери, который не хочет родиться. Мне здесь достаточно тепло". Искушение возвращений высылает человека в его собственные глубины и совсем не разрешает проблему энергии пола7; превращенная в половую энергию и подавленная, она подготовливает взрывы, порождает преступления и различные виды сумасшествия. Цивилизация налагает ограничения, учит прятать, скрывать и создает таким образом неврозы. Наша эпоха протекает под знаком сексуального откровения. Здесь есть большое освобождение, но оно идет бок о бок с огромной опасностью. Опрос Кинси ясно это доказал. Если христианское подвижничество в пустыне возвысилось до максимального героического усилия и до осуществления чистоты, которая не от мира сего, то город сохранял свои вековые формы дисциплины и социального лицемерия. Половая проблема никогда не получала правильного решения. В настоящее время с грубой откровенностью покровы срываются; тайна, священность любви исчезают; грубое животное состояние ведет в конечном итоге к разрушению женского начала. Женщина повсюду утверждается как соперница мужчины, и в связи с этим все метафизическое значение матриархата как опыта совершенно не оказывает влияния на историю.

Франсуаза Саган, в своих недавно опубликованных романах "Здравствуй, грусть" и "Улыбка"8, описывает соответствующие ситуации с таким реализмом, который обычно можно было найти на страницах, принадлежащих авторам-мужчинам, опытным в этой области, - например, у Сартра или Миллера. Совсем молодая девушка рассказывает о своем сексуальном опыте: это не непристойность - это бесстыдство. Непристойное скрывается и борется, оно вызывающе. Бесстыдное разоблачается естетственным образом, оно не знает ни тайны, ни покрова. В настоящее время женщина "не берется" и не "отдается", но "поддается" от скуки. Древнее библейское повеление о том, чтобы зарабатывать хлеб в поте лица своего, в обществе всех этих молодых девушек превращается в то, чтобы "делать любовь" в поте лица своего. Разложение возвращается к той же скуке, которая в действительности никуда не ведет; труп рассыпается, но не происходит движения. На каждой странице появляется непристойное признание, и ключевое слово - скука. Время от времени сквозь эту непроницаемую область скуки проносится поток самого элементарного эротизма. Шопенгауэр говорил, что надо выбирать между скукой и страданием. Скука хуже, чем страдание, так как у нее нет ни глубины, ни выхода. В одной молитве, обращенной к Божьей Матери и предлагаемой тем, кто пребывает в скорби9, о Ней говорится как о Той, Которая "потребила [уничтожила] греховную печаль". Существует печаль, которая является грехом; она происходит от скуки и ведет к унынию. Возвращение к матриархату как к общественному строю было бы последней степенью деградации человека. Если женщина занимает место мужчины, она тем самым не привносит ничего особенного; напротив, она утрачивает чувство своей женственности и своего собственного призвания. Являясь религиозным началом, она подчиняется духам; она скорее, чем мужчина, поддается магическим и бесовским силам, и разум ни в коей мере не является управляющим элементом в условиях ее господства. С этой точки зрения, матриархат и различные формы гинекократии глубоко поучительны для понимания собственного значения и призвания женщины.

1 Канон из Последования ко святому Причащению.

2 Индия и Китай тоже пережили переход от матриархата к патриархату. Фактически, они пережили многие цивилизации. Было бы особенно интересно изучить Индию, так как ее последняя эволюционная фаза (до или в период столкновения с Западом) отмечена новым появлением древних женских символов тантризма. Доктрину шакти [супруги бога] можно рассматривать как своего рода индийскую софиологию.

3 Буйтсндийк (Buytendijk) в своей книге "Женщина" показывает, что с биологической точки зрения мужское начало представляется случайным и проблематичным, потому что в природе эволюция определяется женской плодовитостью. И еще: "По причине ее большего долголетия и сопротивления болезням вполне можно считать, что женщина представляет сильный пол".

4 Этот ужас с большой силой выражен в рассказе о Содоме и Гоморре, где не падшие ангелы воздействуют похотью на дочерей человеческих, но вожделение человеческое направлено на ангелов.

5 Bachofen. Das Mutterrecht.

6 Myth in primitive psychology. New-York, 1926.

7 Нужно различать энергию пола, энергию сексуального человеческого существа в целом и физиологическую половую энергию. Первая лишь частично выражается во второй, и опасность состоит в том, чтобы эта последняя полностью не поглотила первую.

8 См. ее третий роман "Через месяц, через год" (Julliard, 1957). См. также романы ее менее смелых подражательниц: Памелы Моор "Шоколад к завтраку" (1956) и молодой мусульманки Аси Джебар "Жажда" (1957).

9 Канон молитвенный ко Пресвятой Богородице, поемый во всякое скорби душевной и обстоянии (песнь 9). - Пример.

Эпоха Возрождения еще глубоко пронизана платонизмом и гнозисом; превращение начинается с XVII века.