Сферы Ужасной Матери
Чтобы проиллюстрировать основные черты архетипа Великой и Ужасной Матери и ее сына-любовника, мы возьмем в качестве примера замечательный миф об Осирисе и Исиде (Рис.18). Патриархальный вариант этого мифа демонстрирует четкие следы перехода от матриархата к патриархату, и, несмотря на редакционные правки и изменения, мы все же еще можем различить первоначальные акценты. Этот миф также сохранился как древнейшая сказка в мировой литературе, а именно, как история о Бата. Несмотря на вторичные персонализации, которые неизбежно возникают, когда миф превращается в сказку, эта история также в ясной и понятной форме сохраняет взаимоотношения и символы, раскрывающие первоначальное значение.
В мифе Исида, Нефти да, Сет и Осирис образуют четверку из двух сестер и двух братьев. Даже в лоне Исида и Осирис держатся вместе, и в своей завершающей части миф представляет Исиду как положительный символ супружеской и материнской любви. Но, наряду со своими характерными чертами сестры-жены, в отношениях с Осирисом Исида сохраняет также нечто магическое и материнское. Ибо когда последнего убивает и расчленяет его враг и брат Сет, именно его сестра-жена Исида возрождает его и, тем самым, проявляет себя одновременно и как мать своего брата-мужа. В последующих изложениях мифа она почти полностью теряет характер Великой Матери и выступает прежде всего как жена. Тем не менее, Исида, которая ищет, оплакивает, находит, узнает и возрождает своего мужа, все же остается великой богиней, обожаемой юношами, а для ее обрядов повсюду типична следующая последовательность: смерть, оплакивание, поиск, нахождение и возрождение.
Существенная функция "доброй" Исиды — отказ от своего матриархального господства, которое было такой выразительной чертой в первоначальном матриархате Египетских Цариц. Типичной для этого отказа и для перехода к патриархальной системе является борьба Исиды за признание богами законности ее сына Гора. Тогда как в "маточной системе", как называет ее Море,[32] сын всегда является сыном своей матери, Исида борется за признание отцовства Осириса в отношении Гора, который должен принять от него отцовское наследие патриархата. На этом наследовании была основана родословная Египетских Фараонов, каждый из них называл себя "Сыном Гора". Осирис является "тем, кто установил справедливость в двух странах; он оставил сына на месте отца".[33]
Сохранилась одна удивительная и очевидно несколько несообразная черта, которая противоречит доброму характеру Исиды как жены и матери. Гор возобновил борьбу своего отца против убийцы Сета и в этом его поддержала Исида. ибо когда в Сета попадает копье Исиды, он взывает к ней с мольбой о сострадании, молвя:
"Как ты можешь поднять оружие против брата его [Гора] матери?" Ее сердце наполнилось состраданием, и она крикнула копью: "Оставь его, оставь его! Ты видишь, он мой брат единоутробный". И копье вышло из него. Тогда его величество Гор разъярился на мать свою Исиду, подобно пантере из Верхнего Египта. И она бежала от него в тот день, на который было назначено сраженье со смутьяном Сетом. И Гор отрубил голову Исиде. Но Тот с помощью своей магии изменил голову Исиды и водрузил на нее снова, теперь она стала называться "Первая из Коров".[34]
Характерно, что Сет, взывая к своей сестре Исиде, говорит, что он в конце концов ее брат от одной матери и что, следовательно, она не Должна любить "постороннего мужчину" больше, чем любит его.[35]
этот посторонний мужчина — либо Осирис, который выступает Здесь не как брат Исиды, а как ее муж, либо, как полагает Эрман, собственный сын Гор, То есть, точка зрения Сета — чисто матариархальная, уходящая корнями в век экзогамии, когда сын уходил из дома а главой семьи был и оставался дядя по материнской линии.
Патриархальную точку зрения, в противоположность матриархальной, классически сформулировал один из богов в споре о законности прав Гора: "Должно ли отдавать власть брату матери, когда жив еще сын от тела ее?" Сравните с возражением Сета: "Неужели ты отдашь власть моему меньшему брату, когда есть я, его старший брат?"[36]
Так что, по-видимому, Исида шагнула назад, вернулась к взаимоотношениям брата и сестры, которые, по свидетельству Бахофена, предшествующим взаимоотношениям мужа и жены. Исида защищает своего брата Сета, даже несмотря на то, что он убил ее мужа Осириса и разрубил его на части, потому что он является ей братом по матери. Гор, отомстив за отца, становится виновным в убийстве матери. Проблема Орестеи, ее мы будем рассматривать позднее как пример конфликта верности сына по отношению к отцу и по отношению к матери, возникает здесь в связи с Исидой, существенно важная функция которой — построение моста от матриархата к патриархальному общественному укладу.
Дальнейший след первоначально "страшного" характера Исиды можно видеть в том странном факте, что, когда Исида вмешивается в сражение между Гором и Сетом, ее копье вначале попадает в ее сына Гора; это был промах, который она тут же исправила. Ужасная I сторона Исиды проявляется и в нескольких других, второстепенных чертах, и, хотя они не относятся к подлинной драме Исиды и Осириса, тем не менее все же исключительно важны. Во время своих поисков Осириса Исида становится нянькой ребенка "царицы Астарты" в [Библе]. Там она пытается сделать ребенка царицы бессмертным, поместив его в огонь, но эта попытка заканчивается неудачей. Младший сын царя умирает при виде ее страданий у гроба Осириса, а старшего она забирает с собой в Египет. Когда мальчик застает ее в слезах, целующей лицо мертвого Осириса, она бросает на него такой гневный взгляд, что ребенок тут же на месте умирает от испуга.[37]
Это явное свидетельство ее колдовства проявляется как второстепенная деталь ее скрытого убийства детей Астарты, царицы Библа — с которой, однако, Исида всегда отождествлялась. Добрая Египетская Исида, "примерная" мать Гора, стоит бок о бок со Страшной Матерью, которая в Библе убивает своих детей, детей Астарты.
Астарте и одной из ее двойников, Анат, поклонялись как Исиде в святилище в Филе, что доказывает родство этих двух богинь.[38]
фигура Астарты-Анат соответствует матриархальной Исиде, которая тесно связана со своем братом Сетом. И в разбирательстве по поводу Гора Анат достаётся Сету в качестве "компенсации".[39]
Когда патриархальное развитие Исиды в хорошую жену и мать завершается, ее страшный матриархальный аспект переходит к Сету, дяде Гора по материнской линии.
Другой поразительный факт, что у Гора рождаются четыре сына от его матери Исиды. Это — всего лишь повторение того, что происходит повсюду на территории поклонения Великой Матери. Для всех поколений мужчин она остается Единственной.
Ужасная сторона Исиды также раскрывается в том обстоятельстве, что Осирис, возрожденный с ее помощью, остается кастрированным. Его половой член никогда не был найден; его проглотила рыба. Расчленение и кастрация осуществляются уже не Исидой, а Сетом. Однако результат остается тем же.
Далее следует отметить, что Исида зачинает Гора, Гарпократа у греков, от мертвого Осириса. То, что этот бог-сын зачинается Осирисом после его смерти, является несколько озадачивающим моментом. Этот символизм повторяется в истории о Бата, жена которого забеременела от щепки срубленного дерева-Бата. Это становится более понятным, если принять во внимание, что оплодотворение Великой Матери предполагает смерть мужчины и что Мать Земля может стать плодородной только в результате смерти, убийства, кастрации и жертвоприношения.
Мальчик Гор, зачатый мертвым Осирисом, изображается, с одной стороны, слабым на ноги, а с другой стороны — в виде фаллоса. Он держит во рту палец, что предположительно указывает на сосание. Обычно он сидит в центре цветка, а его отличительной чертой является длинный вьющийся локон волос, кроме этого он носит рог изобилия и урну. Он символизирует очень молодое солнце, и его значение — несомненно фаллическое. Об этом свидетельствуют изображения эрегированного фаллоса, пальца и локона волос. В то же время он имеет и женские атрибуты и является тем, кого мы можем назвать истинным любимцем матери. Достаточно любопытно, что Даже когда он переодевается в старца, то носит с собой корзину. Этот Гарпократ символизирует детскую стадию существования в Уроборосе; он сосунок, пойманный в материнском кольце. Его отец — дух ветра, мертвый Осирис, и поэтому он относится к матриархальной стадии уробороса, где нет отца как личности, а только великая Исида.
Расчленение Осириса и кража его фаллоса, позднее приписываемая Сету, являются самыми древними частями ритуала плодородия. Исида возмещает недостающий член деревянным фаллосом и вслед за этим оплодотворяется мертвым Осирисом. Мы можем восстановить этот ритуал следующим образом: когда оторванные и разбросанные по полям части тела Осириса обеспечивают плодородие на год, не достает фаллоса. Ибо Осириса лишили его фаллоса, который забальзамирован и сохраняется до последующего повторения праздника плодородия. Но именно от этого забальзамированного фаллоса Исида зачинает ребенка Гора. Поэтому для Гора-ребенка, также как и для Гора-бога солнца, боле важно то, что Исида была его матерью, а не то, что Осирис был его отцом.
То, что Царица Библа отождествлялась с Хатор, имеющей голову коровы, а Исида получила голову коровы, предав Гора и Осириса, завершает картину. В Книге Мертвых содержатся напоминания о страшной Исиде, где говорится о "мясницком ноже, которым Исида отрезала кусок плоти от Гора",[40] и о "тесаке Исиды".[41]
И опять, когда нам говорят, что Гор предотвратил "наводнение, вызванное его матерью",[42] — это только подтверждает ее разрушающий характер.
То же самое мы находим и у Хатор. Она появляется как гиппопотам и как корова. Первоначально гиппопотам был священным для Сета, но миф об Осирисе рассказывает, как он перешел к фракции Осирис-Гор. Здесь также вопрос состоит в том, чтобы одолеть Великую и Страшную Мать в личине беременного гиппопотама и в ее превращении в хорошую мать, корову.
Ужасный аспект Исиды уничтожается и трансформируется лишь только тогда, когда Гор, как сын своего отца, обезглавливает страшную Исиду, сестру Сета. После этого бог мудрости Тот наделяет ее головой коровы, символом хорошей матери, и она становится Хатор. Как таковая она является хорошей матерью и покорной женой патриархального века. Ее власть делегируется ее сыну Гору, наследнику Осириса, и через него — патриархальным Фараонам Египта, ее ужасная сторона подавляется в бессознательное.
Свидетельство этого подавления можно обнаружить в других мифологических фигурах Египта. Рядом с весами, на которых взвешиваются сердца во время Суда Мертвых, сидит чудовище Амам; или Аммит, "пожирательница мертвых". Те из мертвых, кто не прошел проверку, поедаются этой "женщиной-чудовищем"[43] и погибают окончательно. У этого чудовища весьма удивительная форма:
"Ее передняя часть — от крокодила, ее задняя часть — от гиппопотама, и ее середина — от льва".[44]
Таурт[45] также представляет собой сочетание гиппопотама, крокодила и львицы; только здесь более сильно выражены черты богини-львицы Сехмет. Таким образом, мертвых пожирает Ужасная Мать смерти и потустороннего мира, хотя и не в своей великолепной, первоначальной форме. Она "подавлена" и сжалась близ судных весов в образе ужаса. Как говорит Эрман,[46] она была "не той темой, развитие которой по вкусу народу".
Дальнейшее подтверждение этому предоставляет Книга Мертвых в рассказе об Амам, представленном здесь как бог мертвых:
"Он делает так, чтобы не росли кедры, чтобы не плодоносила акация".[47]
Нельзя представить себе лучшего описания Ужасной Матери, если помнить, что кедр и акация символически очень тесно связаны с Осирисом, жизнь и бессмертие которого они символизирует.
Далее ужасный аспект Исиды подкрепляется Историей о Двух Братьях, связь которой с мифом об Исиде и Осирисе широко признана и подтверждена последними раскопками в Библе. [48]
Мы коротко перечислим моменты, которые связывают миф об Осирисе с историей о Бата. Мертвый Осирис, разыскиваемый Исидой, был найден в Ливане в Библе, кроме того он был найден как дерево; то есть, он был заключен в ствол дерева. Отсюда его доставили обратно в Египет. Основным символом Осириса является "джед столб", фетиш дерева, что само по себе достаточно примечательно для безлесного Египта; и в Библе тоже дерево, завернутое в льняное полотно, пропитанное маслом, почиталось как "дерево Исиды".[49]
Ввоз деревьев из Ливана был одним из существенных условий для Египетской культуры и прежде всего для культа мертвых. Мы знаем о Египетской дани Царице Библа, начиная еще с 2800 г. до н. э. Бесспорно, что тесная связь между Египетскими и Сирийскими Центрами культуры уходит еще глубже в прошлое.
Фаллическое дерево-фетиш как символ юного любовника известно нам из многочисленных мифов. Рубка деревьев являлась ритуальным актом еще в большей мере, чем жатва зерновых, означающая смерть сына, рожденного Матерью Землей. Могучая сила этого сына представленного в форме дерева, делала жертвоприношение еще более значимым и впечатляющим. Мы уже обсуждали умерщвление и повешение сыиовей-любовников-жрецов на деревьях и отмечали, что их кастрацию следует приравнивать к валке деревьев.[50]
Правильность нашей точки зрения теперь подтверждает обратный процесс, возведение джед столба Осириса при церемониях коронации на празднике Сед, символизирующим восстановление силы Фараона.
События в Истории о Двух Братьях происходят в Долине Кедров у Библа. Героиня, жена старшего брата Бата, пытается соблазнить его. Это — старая тема о целомудренном человеке. Бата не поддается ее уговорам; жена обвиняет его перед мужем, который после этого пытается убить своего младшего брата. Бата в доказательство своей невиновности кастрирует себя. Боги создают прекрасную жену в качестве спутницы кастрированного Баты. Бата предостерегает ее — и это примечательный момент — об опасностях моря, говоря: "Не заходи в воду, ибо море унесет тебя. Я не смогу защитить тебя от моря, ибо я женщина, также, как и ты".[51]
Это предостережение относительно моря исключительно интересно. Мы помним, что фаллос Осириса проглотила рыба, причем рыба этого вида считалась Египтянами священной и ее нельзя было использовать в пищу.[52] говорит: "В Древнем Царстве пиктограммой краткого изложения ритуальной нечистоплотности в большинстве случаев служила так называемая рыба бунни или усач-бунни, что, по всей вероятности, соответствует lepidotus древних, а отсюда виду рыбы, которая чаще всего считалась священной".
Знаменательно, что в большинстве ранних культов рыбы центральными фигурами являлись боги-женщины, а боги-мужчины были исключением. Это доказывают изображения рыб, увенчанных короной Хатор.
К рыбе оксиринх питали как отвращение, так и почтение. Предполагалось, что она съела фаллос Осириса и зародилась из его ран Страбо (XVII, 818) утверждает, что как лепидотус так и оксиринй почитались египтянами. По свидетельству Кееса, документы Римской рыболовной гильдии в Фаюме доказывают правильность этого утверждения.
Рыбоподобная форма Осириса в Абидосе подтверждает, что основным значением материнского элемента является вмещающее рыб море. Оживляющая и оплодотворяющая сила воды может быть также представлена фаллические как рыба. Рыба являете одновременно и фаллосом, и ребенком. Материнский уроборос появляется как море в образе Сирийской богини, которая изображается как "обитель рыб". А Греко-Беотийская Великая Мать Артемида из Иолка, владычица диких зверей трех царств, носила платье, словно символизировавшее водное царство, так как на нем была большая рыба.
Добрая мать — это вода, которая лелеет зародыш; она — дарующая жизнь рыба-мать, будь эта рыба ребенок, оплодотворяющий мужчина или живой индивид. В равной мере в качестве Ужасной Матери она — губительные воды засасывающих глубин, наводнение и воды пучины. Раскопки древнего Угарита (сейчас Рас Шарма, Сирия) сделали Астарту, Владычицу Моря, настолько же известной нам, как рожденную из пены Афродиту. Первозданный океан -"воды глубин" Еврейской легенды — всегда является территориальными водами Ужасной Матери. Например, пожирающая детей Лилит, соперница мужчины, которая отказывается покориться Адаму, удаляется в место, называющееся "глотка моря".[53]
Жене Бата угрожает опасность быть унесенной волнами, то есть быть сломленной своим отрицательным характером Астарты. Первоначально, в аспекте Атаргатис, Астарта имела форму рыбы. Как Деркето Астарта также напоминала рыбу или водяную фею, и во многих из мифов она ныряет в свою родную стихию.
В сказке о Бата, происходит именно то, чего Бата боится и чего не может предотвратить ни один женоподобный евнух. Его жена становится женой египетского царя и приказывает, чтобы кедр, отождествленный с Бата, "сердце которого покоится на его цветке", был срублен. Однако мертвого Бату воскрешает его брат, и он является в Египет в образе быка. Его снова 'убивают и из капель его крови вырастают платаны, также срубленные по требованию жены. Но на этот раз Бата попадает в рот своей жены в виде щепки от дерева, и она беременеет. Таким образом, он рождается снова как свой собственный сын от Ужасной Матери. Его усыновляет Царь Эфиопии, и в конце концов он становится Царем Египта. Взойдя на трон как патриарх, он убивает свою жену, которая была также его сестрой, и делает своего брата Наследным Принцем.
Мы не можем здесь останавливаться ни на мотиве двух братьев, ни на теме самовоспроизводства, ни на том, в какой мере эта сказка относится к более поздней стадии борьбы с драконом и конфликта с мужским принципом. Мы хотели бы только указать на ее связь с мифом об Осирисе и с фигурой Ужасной Матери, которая скрыта в Исиде, хорошей жене и матери.
Бата является сыном-любовником Великой Матери, как и следовало ожидать от той культурной области, к какой относится Библ. Тема целомудренного человека, рубка деревьев, самокастрация, животная форма жертвы, которую приносят в образе быка, кровавое жертвоприношение как принцип плодородия, что вызывает рост деревьев, и все это только для того, чтобы они были срублены снова — все это нам знакомо. Везде женщина "ужасна"; она обольстительница, орудие кастрации, причина двух рубок деревьев и смерти быка. Но, несмотря на все, она не только ужасна; она также плодородная мать-богиня, зачинающая от деревянной щепки, чтобы родить соблазненного, убитого и принесенного в жертву Бату как своего сына.
Осирис, подобно Бате, имеет форму дерева и быка. Поваленное дерево является его символом, и кроме того, что кедр фактически завозился в Египет из Библа, миф определенно повествует, что Осирис был найден Исидой в Библе в форме дерева и был доставлен оттуда в Египет. Весь миф определенно связывает Осириса как бога растительности с фигурами Адониса, Аттиса и Таммуза. Даже его культ является культом умирающего и возрождающегося бога.[54]
Но сила материнского уробороса, как мы видели, в Исиде уже идет на убыль. Фигура страшной Астарты, богини Библа, ясно представленная в сказке о Бате, сменяется Исидой, доброй матерью; но рядом с ней появляется отрицательная фигура Сета, мужского принципа и брата-близнеца. Он перенимает роль убийцы. В то время как в легенде об Аттисе отрицательная мужская сторона гермафродитной, уроборической Матери Богини проявляется только как вепрь, убивающий Аттиса, в мифе об Осирисе она представлена независимо существующей фигурой и оказывается свойственной не только Осирису, но в конце концов также и Исиде.
Рассказ о Бата представляет страшную сущность Великой Матери как сущность женщины в целом. Но с прекращением матриархального правления египетских цариц и с появлением патриархального Гора, бога-солнца, стоящего за фараонами, Исида постепенно сливается с архетипом Доброй Матери, которая стояла во главе патриархальной семьи (Рис.18). Ее магическая сущность как воскресительницы своего брата и мужа была отодвинута на задний план.
Важное подтверждение всему этому дали ставшие известными недавно Ханаанские мифы, которые были обнаружены во время раскопок в Рас Шарма. Мы затронем здесь только те их моменты,-которые касаются символизма уробороса и Великой Матери.
Олбрайт [55] установил, что Ханаанская религия, по сравнению с религиями соседних государств, оставалась сравнительно примитивной и локальной. В качестве примера он приводит факт, что отношения богов друг к другу, и даже их пол, варьируют; далее он отмечает тенденцию ханаанской мифологии сводить вместе противоположности, то есть, например, бог смерти и разрушения является также богом жизни и исцеления, точно так же, как богиня Анат является разрушительницей и, в то же время, богиней жизни и воспроизведения. Уроборическое совпадение противоположностей выражается в этом наслоении положительных и отрицательных черт, мужских и женских качеств.
Три богини Ашерах, Анат и Аштарот являются просто тремя различными, но неотчетливыми проявлениями архетипа Великой Матери. Ашерах — враг героя Баала и мать чудовищ пустыни, явившихся причиной его смерти, и в то же самое время она — противник Анат, сестры-богини Баала. Но здесь так же, как и в случае с Исидой, мать-возлюбленная и сестра, губительница и помощница являются неразделимыми аспектами. Архетип пока еще не разделился и не принял четких очертаний различных богинь.
Подобно Исиде, Анат воскрешает своего мертвого брата-мужа и побеждает злобного брата Мот-Сет. В Аштарот, имя которой Олбрайт переводит как "выводящая овец", мы можем узнать первичный образ Рахель, мать-овцу. Но Аштарот и Анат в одно и то же время являются девственницами и матерями людей, "великими богинями, которые зачинают, но не рождают, то есть богинями, вечно плодородными, но сохранившими девственность; таким образом, обе они — матери-богини и божественные куртизанки". Наряду с этим все трое являются зловещими богинями секса и войны, их кровожадность соперничает даже с воинственностью Хатор и индусской Кали. Более поздняя картина обнаженной богини, скачущей верхом на лошади и размахивающей пикой, ярко представлена в эпическом цикле о Баале. После того, как она устроила резню рода человеческого, "крови было так много, что она шла по ней, утопая по колено, даже по шею свою. Под ее ступнями были человеческие головы; над ней, подобно саранче, летали человечески руки; в своем чувственном восторге она украсила себя, увешавшись головами и прицепив отрубленные руки к своему поясу". Ее радость от кровавой бойни описывается все более садистским языком: "Ее печень разбухла от хохота, ее сердце переполнилось удовольствием, печень Анат была полна ликования".[56]
Как для всех богинь этого типа, кровь является росой и дождем земли, которая должна напиться крови, чтобы быть плодородной. В Аштарот мы также можем распознать первичный образ Владычицы Моря; она представляет собой более ранний и дикий образ морской богини Афродиты, и в одной Египетской сказке[57] боги, которым угрожает море, привозят Сирийскую Астарту в Египет, чтобы ее можно было умиротворить почитанием.
В ханаанской мифологии соединены вместе не только рождение и смерть, но и вновь появляется первоначальная гермафродитная форма уробороса в отношении между мужской утренней звездой, Астар или Аттар, и женской вечерней звездой, Иштар Месопотамии.[58]
Двуполость божества является примитивной чертой, как и сочетание девственности и плодородия у богинь, и плодородия и кастрации у богов. Мужские черты женщины все еще сосуществуют бок о бок с женственными чертами мужчины. Если богиня держит в одной руке лилию, женский символ, а в другой — змею, мужской символ, то это полностью согласуется с тем, что служащие ей евнухи являются мужчинами-проститутками, танцорами и жрецами.[59]
Таким образом, в Ханаане мы находим все черты канона, сформированного уроборической фигурой Великой Матери и неполной дифференциацией мужского принципа.
Крито-Микенская культура также является типичной сферой господства Великой Матери; группы символических и ритуальных особенностей, характерные для Египта и Ханаана повторяются в Финикии, Вавилонии, Ассирии и в Ближне-Восточных культурах в целом, как у хеттов, так и у индейцев. Эгейская культура образует связующее звено между Египтом и Ливией, с одной стороны, и Грецией и Малой Азией, с другой. Для нас не имеет никакого значения, как волны культуры распространялись исторически, потому что для нашей темы имеет намного большее значение чистота архетипического образа, чем вопрос первенства.
Нам приходится полагаться, главным образом, на изобразительные свидетельства Крито-Микенской религии, потому что тексты пока еще не расшифрованы; но здесь сравнительная интерпретация символов снова доказывает свою ценность и приводит нас к архетипу Великой Матери. В Крито-Эгейской культуре господствует фигура Великой Матери как богини природы; первоначально ей поклонялись в пещерах, и ее жрицами были женщины. Она была владычицей гор и диких зверей. Для нее были священными змеи и существа подземного мира, но птицы тоже символизировали ее присутствие. В особенности ее символом служил голубь, и она до сих пор остается богиней-голубем, как Афродита и как Дева Мария (голубь Святого Духа). Зарождение ее культа, очевидно, уходит назад к Каменному Веку, на что указывают меховые одежды, использовавшиеся во время обряда. Ее характер Великой Матери раскрывается в одеждах богини и ее жриц и в женском костюме в целом, оставлявшем груди открытыми; этот характер также очевиден в многочисленных сохранившихся изображениях матерей в образе животных. Мифологическое значение этих рисунков коров с телятами и коз с молодняком на фаянсе,[60] несомненно связано с мифами, которые дошли до нас из Греции через Крит. Мы уже упоминали, что молодой Зевс был критским Зевсом-ребенком, которого выкормила коза, корова, сука или свинья, представлявшие Гею, Мать Землю, на попечение которой он был отдан.[61]
Центральной фигурой великого Критского культа плодородия является бык, мужской инструмент достижения плодородия, а также его жертва. Он является главным действующим лицом охоты и праздничных игр; его кровь — это кровь жертвоприношений; его голова и рога, наряду с обоюдоострым топором или лабрисом, священным орудием для жертвоприношений[62] являются типичными символами Критских святилищ. Этот бык символизирует юного бога, сына-любовника Великой Матери, которая, как Европа в Греческой мифологии, владычествовала на Крите. Она является супругой Критского быка, в образе которого Зевс похитил ее.
Так же как Эшум кастрировал себя лабрисом, чтобы убежать от Астронои, иначе известной как А старта- Афродита, так и Титаны убили Загрея-Диониса лабрисом.[63]
Это — инструмент священной кастрации. С его помощью приносили в жертву быка, позднее служившего заменой Дионису. Его неолитическая форма сохранилась в кремниевых ножах, которыми галлы Малой Азии кастрировали себя, а также в кремниевом ноже, приписываемом Сету. В более поздние времена жертвоприношение, кастрация и расчленение проводились уже не на человеческих жертвах, а на животных. Вепрь, бык и козел символизировали богов Диониса, Загрея, Осириса, Таммуза и т. д. Обезглавливание быка «последствие было заменено принесением в жертву фаллоса, и подобным же образом его рога стали фаллическими символами. В Египте голову священного быка Осириса-Аписа использовать в "Ищу не разрешалось, ее бросали в Нил; и это согласуется с мифом о том, что фаллос Осириса, после его расчленения, исчез в Ниле. Связь между фаллосом и головой имеет величайшее значение в мифологических стадиях развития сознания.[64]
Здесь достаточно сказать, что они могут символизировать друг друга, и что обычно голова быка символизирует человеческий фаллос. Эту замену проще понять, если знать, что бык все еще появляется в современных сновидениях как архетипический символ сексуальности и плодородия.
Существует достаточное количество подтверждений нашего мнения, что на Крите ритуал плодородия первоначально также исполнялся Великой Матерью и ее сыном-любовником и заканчивался принесением его в жертву, но впоследствии на замену пришло жертвоприношение быка. Отдельные детали приобретают смысл, только если вставить их в целостную картину, а именно, архетипическое господство Великой Матери. Как и повсюду, Великая Мать богиня Крита, Деметра Греков как владычица подземного мира, является также богиней смерти.[65]
Умершие, названные Плутархом "деметриори", являются ее собственностью; ее земное лоно является лоном смерти, но вместе с тем и лоном плодородия, где зародилась вся жизнь.
Приравнивание Таммуза, Аттиса, Адониса, Эшмуна и т. д. к критскому Зевсу, кроме того, подкрепляется высказыванием, приписываемым Теодору из Монсуэтии:
"Критяне обычно говорили о Зевсе, что он был принцем, его разорвал дикий вепрь, и он был погребен".[66]
Вепрь является типичным символом обреченного сына-любовника, и убийство вепря — это мифологическое представление принесения его в жертву Великой Матери. На Этрусском бронзовом рельефе Великая Мать изображена в своей первоначальной форме как Торга, душащая обеими руками львов и широко расставившая ноги в ритуальном эксгибиционизме.[67]
Этот же фрагмент показывает и охоту на вепря, известную нам по критским и греческим картинам времен господства Крита.
Забой вепря — древнейший известный нам символ умерщвления сына-любовника Великой Матери. Здесь богиня плодородия выступает свиньей, и это в равной мере верно и в отношении Исиды, а позднее и в отношении элевсинской Деметры. Когда богиню-свинью вытесняет корова и вместо свиноподобной Исиды, например, которая все еще была связана со свиноподобным Сетом, появляется Хатор-Исида, в это же время и вепрь также заменяется быком.
Как мы видели, жатва и рубка деревьев являются эквивалентами смерти, расчленения и кастрации в ритуале плодородия; и на Крите обламывание веток и срывание фруктов, сопровождаемые оргиастическим священным танцем и причитаниями занимают важное место в обрядах.[68]
Таким образом, устанавливается канон последующих празднеств Адониса, во время которых жрецы носили женские одежды. Кроме того, ритуальное обновление царского титула на Крите, после каждого "большого года", состоящего из восьми лет правления, представляет близкую параллель египетскому празднику обновления Сед.
Точно так же, как обновление царского титула следует интерпретировать в качестве последующей замены первоначального принесения в жертву царя года, так и на Крите мы также можем проследить путь, ведущий от его кастрации и ежегодной смерти к замене их на человеческую, а затем на животную жертву и, в конце концов, к празднику обновления, когда царская власть восстанавливалась ритуально. Вероятно, таким образом можно объяснить человеческие жертвоприношения Минотавру, царю-быку Крита, согласно Греческой легенде, первоначально состоявшие в дани из семи юношей и девушек, а также чувства к быку царицы Пасифаи, матери Минотавра.
Из Египта, Африки и Азии и даже из Скандинавии накапливаются свидетельства, что человеческое жертвоприношение обеспечивало и продлевало силу царя.[69]
На Крите, как и в Египте, набирающий силу патриархат с сосредоточением власти в руках царя и его вельмож, несомненно, разрушил сюзеренитет матери-богини. В ходе этого процесса годичное Царствование было заменено властью одного царя, хотя вначале ему приходилось продлевать его силой оружия, но позднее оно стало беспрерывным царским правлением, продолжение которого освящали искупительные жертвоприношения и ежегодные обряды пролонгации и полного обновления.
Мы показали, что Крито-Микенская эра поклонения Великой Матери стыкуется с Малой Азией, Ливией и Египтом, но ее связующие звенья с греческим мифом и легендарной историей теперь представляются в совершенно ином свете. Историческая точность мифов доказывается снова; сомнения относительно их правдивости исходят из эпохи, когда были утеряны все знания об эгсйской культуре. И опять Бахофен оказался единственным, кто, благодаря своей проницательности в отношении мифа, на основании исторических свидетельств понял истинное содержание Критской культуры даже прежде, чем был выявлен фактический материал об Эгейской цивилизации.
От Европы и ее близости с быком, с критским и додонским Зевсом и с Дионисием мифология выводит всю мрачную критскую дистастию: Минос, Радамант и Сарпедон. Ее братом был Кадм, следов истории которого в Греции мы пока еще не обнаружили. Оба они — дети Агенора, царя Финикии, среди предков которого были Ливия, дочь Эпафа, и его мать Ио, странствующая молочно-белая лунная корова Микен. В Египте Эпафу поклонялись как быку Апису, а Ио — как Исиде.
Историческая связь между Ливией, Египтом, Финикией, Критом, Микенами и Грецией выражается в генеалогии. Точно также мы можем видеть символическую и мифологическую последовательность: белая луна-корова, микенская Ио, является египетской Исидой и критской Европой, в то время как с ними связаны критский бык Зевс-Дионис, египетский бык Апис и Минотавр.
Настолько же значимой является история Кадма, легендарного брата Европы, который пришел из Финикии, чтобы основать город Фивы. Это с ним Геродот связывает переход мистерий Осириса-Диониса из Египта к Пифагору; другими словами, Геродот прослеживает происхождение более поздних греческих мистерий и их пифагорейских и орфических предшественников через Финикию обратно к Египту. Он также связывает додонского Зевса, фаллического Гермеса и до-греческий или пелагический культ Карибов на острове Самотраки с Осирисом в Египте и с Амоном в Ливии. Прежде эта связь отрицалась наукой, но сегодня она очевидна, так как культурная неразрывность, которая связывает Ливию и Египет через ханаанскую Финикию и Крит с Грецией, подтверждается множеством фактических доказательств.
Основатель Фив Кадм находится в союзе с Афиной, но его отношение к Афродите и ее мужу Аресу крайне двойственно. Он убивает хтонического дракона, сына Ареса, но женится на Гармонии, дочери Ареса и Афродиты. Корова с лунным серпом вместо рогов, ведущая! его из Дельф, основанных Критянами, к месту, где должны будут возведены Фивы, и которую он там приносит в жертву, является древней матерью и лунной богиней до-греческих времен. Она руководит его жизнью и жизнью его детей и оказывается более могущественной, чем его помощница Афина.[70]
В дочерях Кадма просматривается образ древней богини-коровы Афродиты, и в них проявляется ужасная мифологическая сила Матери Богини. Одной из его дочерей является Семела, мать Диониса. Даже несмотря на то, что как смертная любовница Зевса, она погибает в его молнии, она остается богиней, родившей бога. Его вторая дочь — Ино. В приступе безумия она бросается в море вместе со своим сыном Милекертом. Милекерт относится к циклу обреченных сыновей-любовников, их убивают и оплакивают, им поклоняются посредством оргиастических обрядов. Его третьей дочерью является Агава, мать Пентея; она также страшная мать, ибо в безумии оргии убивает и разрывает на куски своего сына и, торжествуя, уносит его окровавленную голову. Сам Пентей становится Дионисом-Загреем, расчлененным богом, которому он пытался противиться. Четвертая дочь — Автоноя, мать Актеона, юного охотника, который нечаянно увидел девственную Артемиду в ее наготе и, охваченный ужасом, бежал от нее в образе оленя, только для того чтобы быть разорванным на куски своими собственными гончими. Снова превращение в животное, расчленение и смерть. Девственная Артемида, богиня лесов, является до-греческой формой Страшной Матери богини, так же, как и Артемида Эфеса, Беотии и т. д.
Таковы дочери Кадма, во всех них мы видим страшное влияние грозной Афродиты. Единственный сын Кадма — Полидор, его внук — Лаий и правнук Эдип. И даже в том, что касается внука, - отношения мать-сын приводят к катастрофе. Но только в его случае эта роковая связь между Великой Матерью и сыном-любовником, наконец, разрывается.
Европа и Кадм образуют один приток мифологической реки, который берет начало в Ливии (Ио) и достигает Греции через Финикию. Другой приток, также начинающийся в Ливии, ведет к Данаидам и Аргосу. Аргос, важная часть Критской культуры в Греции, ("вязан в легенде с Данаем, основателем культа Аполлона Ликейс-кого. Согласно Геродоту,[71] его дочери, Данаиды, принесли в Грецию из Египта праздник Деметры — Тесмофорию. Тесмофория и ее мистерии - это празднество плодородия. Их центральной деталью была яма, представлявшая лоно Матери Земли. В эту яму-лоно бросали подношения, а именно: сосновые шишки, фаллосы дерева-сына и живых свиней, являвшихся потомством беременной Матери Земли свиноматки. В яме кишели змеи, постоянные спутники Великой Матери. Они всегда ассоциировались с горгоновым лоном. Затем зловонные останки свиней поднимали наверх и, согласно вековым обрядам плодородия, торжественно разрывали на куски и разбрасывали по полям.
Бахофен убедительно показал, что Данаиды в связи с тем, что они убивали женихов, навязанных им силой, относятся к сфере "эмансипированной" матери-девственницы. Лишь только Гиперменестра, вопреки их взаимному соглашению, не убила своего мужа, и с ней любовные взаимоотношения в мифологии становятся вопросом личного решения. Соответственно, она становится первой в ряду матерей таких героев, как Персей и Геракл. Эти герои ниспровергают отрицательную власть Великой Богини и основывают мужскую культуру. Они оба относятся к типу героев — сыновей богов-мужчин. В дальнейшем им оказывала помощь Афина. Миф о Персее — это миф о герое, победившем символ матриархального господства в образе Ливийской Горгоны, как позднее Тесей в случае с Минотавром.
Так, в потомках Ио, хотя не только в этой ветви мифологии, конфликт между матриархальным и патриархальным миром представлен как эпическая история и персонализирован как семейная история в Греческих мифах о героях. Несомненно, научное исследование истории и религии сегодня было удовлетворено уменьшением количества этнологических группирований; но с психологической точки зрения, которую интересует развитие человеческого сознания, смена стадии Великой Матери и ее сына-любовника новой мифологической стадией является не случайным историческим, а неизбежным психологическим событием. Соотнести новую стадию-с определенной расой или национальной группой невозможно, как; это видно сегодня. Ибо бок о бок с преодолением архетипа матери, в греко-индо-германской культуре стоит его не менее полное соответствие в древнееврейско-семитской.
Покорение архетипа матери занимает свое надлежащее место мифе о герое, и позднее мы это обсудим. Сейчас же мы должны более внимательно рассмотреть стадию Великой Матери и ее господства над сыном-любовником.
Мифологическая и историческая связь между крито-эгейской областью и Грецией очевидна и в других фигурах греческого мифа. Страшная богиня Геката является матерью пожирающей людей Эмпусы и ламий, которые сосали кровь юношей и поедали их плоть; Но эта трехтелая, уроборическая Геката, владычица трех царств) неба, земли и подземного мира — является учителем искусства магии и разрушения Кирки и Медеи. Ей приписывают способность заколдовывать и превращать людей в животных и насылать безумие, дар, который присущ ей, как и всем богиням луны. В Элевсине мистерии Великой Матери праздновались женщинами довольно мирно, но в культе Диониса это происходило кровавым образом; а оргиастическое раздирание на части быка или козла с поеданием окровавленных кусков как символический акт оплодотворения простирается от Осириса к Дионису-Загрею и Орфею, Пентею и Актеону. Как гласит орфическое присловие: "Жертва должна быть разорвана на куски и съедена".[72]
Мать-богиня является владычицей диких зверей, выступает ли она как Таврополос, вступающая в схватку с быками и душащая змей, птиц и львов, на Крите и в Малой Азии, или как Кирка, которая порабощает людей, превращенных ею в животных.
То, что поклонение Земле и Богине Смерти часто связано с болотистыми районами, Бахофен интерпретировал как символ существования во влажных условиях, в которых, уроборически говоря, живет дракон, пожирающий ее потомство сразу же, как только она производит его. Война, бичевание, кровавые подношения и охота являются лишь более мягкими формами поклонения ей. Великая Мать такого типа не обнаруживается лишь в доисторические времена. Она господствует в элевсинских мистериях более позднего времени, и Эврипид еще знает Деметру как гневную богиню, разъезжающую в колеснице, запряженной львами, под аккомпанемент вакхических трещоток, барабанов, цимбал и флейт. Она достаточно мрачна, чтобы стоять очень близко к Азиатской Артемиде и Кибеле, а также к египетским богиням. В Спарте Артемида Ортия требовала человеческих жертвоприношений и порки мальчиков; человеческие жертвоприношения требовались также для Таврической Артемиды; а в честь Эфесской Артемиды женщины устраивали ночные танцы, во время которых вымазывали лица грязью.
Никаким "варварским" богиням здесь не поклоняются с "чувственными" и "азиатскими" обычаями; все эти вещи являются просто глубоко залегающим пластом поклонения Великой Матери. Она богиня любви, обладающая властью над плодородием земли, людьми, скотом и урожаями; она также осуществляет контроль над всеми Рождениями и таким образом является в одно и то же время богиней судьбы, мудрости, смерти и подземного мира. Повсюду ее обряды безумны и оргиастичны; как владычица диких зверей она правит всеми существами мужского пола, которые в образе быка и льва поддерживают ее трон на высоте.
Существует множество изображений этих богинь, демонстрирующих свои половые органы в ритуальном эксгибиционизме,[73] как в Индии, так и в Ханаане, как, например, изображения Египетской Исиды или Деметры и Баубо греков. Обнаженная богиня, "томно лежащая на земле и отдавшаяся любви" — ранний вариант Великой Матери, но в уродливых женщинах-идолах времен неолита можно видеть еще более ранние ее варианты. Ее атрибутом является свинья, очень плодовитое животное; и на ней, или на корзине — символ женщины, как и рог изобилия — богиня сидит, широко расставив ноги, даже в великой Элевсийской мистерии. [74]
Свинья в качестве примитивного знака Великой Матери встречается не только как символ плодородия, на очень ранней стадии ее можно встретить также в виде космической проекции:
"Еретическое изображение небесной женщины в виде свиньи, в пасть которой заходят дети-звезды, подобно тому, как свинья поедает свое потомство, можно найти в очень раннем, в лингивистическом отношении, драматическом тексте, сохранившемся в ложной гробнице Сети 1 в храме Осириса в Абидосе".[75]
Исида, подобно Нут, как и Коче Когти (небесная дева),[76] появляется как "белая свинья",[77] а голова старого бога Сета интерпретируется как голова свиньи.[78] В Трое Шлиманн нашел фигуру свиньи, усыпанную звездами,[79]очевидно, представляющую небесную женщину как свинью, культ свиньи как матери-богини оставил после себя многочисленные следы.
Наверное, самой примитивной и самой древней из связанных со свиньей ассоциаций является таковая с женскими половыми органами, которые даже на греческом и на латыни назывались "свинья", хотя эту ассоциацию можно проследить еще дальше, к примитивному названию раковины каури.[80]
Образ Исиды, сидящей с широко расставленными ногами на свинье, продолжает линию через Крит и Малую Азию к Греции. Говоря; о Крите, где свинья вскормила Царя Миноса, Фарнелл говорит:
"Критяне считают это животное священным и не едят его мяса; а мужчины Пресса отправляют тайные обряды со свиньей, делая ее первым подношением жертвоприношения".[81]
То, что сирийцы Гиераноля во времена Луциана могли дискутировать о священности или несвященности свиньи, является просто признаком невежества и упадничества. Ее священность подтверждается не только барельефом матери-свиньи, обнаруженным в Библе [82] и, вероятно, относящимся к культу Адониса, но даже в большей мере финикийским обычаем не употреблять в пищу свинину и приносить в жертву свиней в годовщину смерти Адониса. Фрезер[83] продемонстрировал идентичность Аттиса, Адониса и Осириса и их отождествление со свиньей. Повсюду, где принятие в пищу свинины запрещено, а свинья считается нечистым животным, мы можем быть уверены в ее первоначально священном характере. Ассоциация свиней с плодородием и сексуальным символизмом сохранилась и по сегодняшний день там, где сексуальные вопросы все еще отрицательно описываются как "свинство".
Керени привлек внимание к связи свиньи как "маточного животного" земли с Деметрой и Элевсином.[84]
Однако интерес автора исключительно к греческой мифологии не позволяет ему достаточно ясно выделить архетипический характер этого явления. Важно вспомнить, что, когда Элевсину разрешили чеканить свою собственную монету, в качестве символа мистерий была выбрана свинья.[85]
Большой праздник Афродиты в Аргосе, когда женщины наряжались мужчинами, а мужчины надевали фату, называлось "Истерия" в честь связанных с ним жертвоприношений свиней.
"Во время празднований этих годовщин жрицы Афродиты доводили себя до состояния дикого исступления, и термин Истерия стал отождествляться с состоянием эмоционального расстройства, которое ассоциировалось с такими оргиями... Слово Истерия употреблялось в том же смысле, что и Афродизия, то есть как синоним праздников этой богини".[86]
Мы можем также упомянуть, что именно Афродита в ее первоначальной сущности Великой Матери насылает "Манию Афродизии". (афродизиак – средство усиливающее половое чувство)
Это не только подчеркивает связь архетипа Великой Богини с сексуальностью и "истерией", но еще более важно то, что гермафродитное празднество с его взаимообменом полами и одеждой называлось "Гибристика". Отречение патриархальной Греции от гибридного, уроборического состояния выражено в этом названии, которое, как предполагается, происходит от одного корня со словом гибрис ("разврат", "безобразие").
Таким образом, свинья символизирует женщину, плодоносное и восприимчивое лоно. Как "маточное животное" она относится к земле, зияющей яме, которая во время Тесмофории оплодотворяется через жертвоприношение свиньи.
К символам пожирающей бездны мы должны отнести лоно в его угрожающем аспекте, сверхъестественные головы Горгоны и Медузы, женщину с бородой и фаллосом и паука, пожирающего мужчин. Открытое лоно является пожирающим символом уроборической матери, особенно когда оно связано с фаллическими символами. Скрежечущая пасть Медузы с кабаньими клыками совершенно отчетливо выдает эти черты, в то время как выступающий язык очевидно связан с фаллосом. Кусающее — то есть, кастрирующее — лоно представляется челюстями ада, а змеи, извивающиеся вокруг головы Медузы, являются не личностной составной частью — лобковыми волосками — а агрессивными фаллическими элементами, характеризующими пугающий аспект уроборического лона.86а
К этой группе символов можно отнести паука, не только потому, что самка пожирает самца после совокупления, но также потому, что он в целом символизирует женщину, которая расставляет сети на неосмотрительного мужчину.
Этот опасный аспект значительно усиливается элементом плетения, как в случае Богинь Судьбы, вьющих нить жизни, или Норны, плетущей паутину мира, в которую попадает каждый мужчина, рожденный женщиной. И наконец мы приходим к покрывалу Майя, которое и мужчины и женщины считают "иллюзией", засасывающей пустотой, ящиком Пандоры.
Повсюду, где пагубный характер Великой Матери превосходит ее положительную и созидательную сторону или равен ей, и везде, где ее разрушительная сторона — фаллический элемент — появляется вместе с ее плодородным лоном, на заднем плане все еще действует уроборос. Во всех этих случаях юношеская стадия Эго еще не пройдена, и Эго еще не отвоевало независимости от бессознательного.