Часть 7

Встает Матиуш чуть свет. Застилает кровать, чистит ботинки и брюки, растапливает печурку, кипятит чайник, подметает пол. Потом завтракает сам и кормит воробьев: высыпает им хлебные крошки на подоконник. С собой берет фляжку с кофе. А там, глядь, и выходить пора — скоро фабричный гудок!
Приятно каждый день встречать по дороге одних и тех же прохожих, наблюдать те же картины.
На лестнице здоровается он с Янеком, который торопится по утрам в школу. Во дворе извозчик моет пролетку. Дворник подметает тротуар перед домом. Из лавочки напротив выбегает пес и виляет хвостом, словно говорит Матиушу: «Здравствуй!»
Поначалу Матиушу не давали прохода зеваки: стоят, таращатся, показывают пальцами.
— Матиуш идет!
— Глянь-ка, король Матиуш!
Но все зеваки в мире на один образец: ничто долго не занимает их внимания. Им все время подавай что-нибудь новенькое, диковинное, как говорится, сенсационное — неважно, если это ерунда и пустяковина.
Матиуш скоро потерял для них интерес, и они перестали его замечать. Подумаешь, невидаль! Тысячи точно таких же парнишек ходят на фабрики, а вечером, чумазые, возвращаются домой.
Зато хорошие, серьезные люди с каждым днем все больше уважали Матиуша. Старые рабочие первыми здоровались с ним. Девочка, которую он встречал по утрам, приветливо улыбалась ему и ласковым голосом говорила:
— Добрый день!
Кто она и как ее зовут, Матиуш не знал. Но ему казалось, будто они давным-давно знакомы.
Каждый день встречал Матиуш одну старушку с кошелкой. Старушка семенит мелкими шажками, останавливается то и дело, чтобы дух перевести, кашляет и добрыми глазами поглядывает на Матиуша, словно благодарит за что-то. На фабрике попытались подсунуть Матиушу работу полегче, но он запротестовал:
— Если вы считаете, что мне это не под силу, я поищу себе другое место. А поблажки мне не нужны.
Но на фабрике дорожат Матиушем. И работник он добросовестный, и честь для фабрики большая, да и дело лучше спорится, когда рядом у станка стоит мальчик, который королевской короне и роскоши предпочел тяжелый труд и лишения.
Как-то само собой получилось, что жильцы дома, где поселился Матиуш, рабочие на фабрике, даже население улицы — одним словом, все стараются сделать Матиушу приятное.
Раньше. эта захолустная окраинная улочка славилась скандалами, драками, кражами, так что полиции здесь всегда хватало дела. А теперь смутьяны и забулдыги притихли, присмирели. Кто-то из ребят выставил на подоконник горшок с цветком, и на другой день цветы появились во всех окнах. Пусть Матиуш радуется, глядя на зелень. Даже дворники стали чище мести мостовую. Словом, улица преобразилась. И полицейские с непривычки даже заскучали.
Однажды Матиуш нашел под дверью письмо.

Дорогой король Матиуш!
С тех пор как ты поселился на нашей улице, моего отца не узнать — он перестал пить, не бъет маму, не ругается. «Матиуш подал мне пример, как жить», — говорит он. Спасибо тебе.
Зося.

Матиуш догадался: наверно, это та самая девочка, которую он ежедневно встречает по дороге на фабрику. Потом он не видел ее целую неделю. Значит, ходит другой дорогой — стесняется.


Однажды к Матиушу заявился Фелек. В грязном, худом, несчастном оборванце Матиуш с трудом узнал своего веселого, озорного товарища. У Матиуша сжалось сердце. Когда беда стрясется с человеком тихим, печальным, перемена не так заметна.
— Фелек, что с тобой?
Тот молчит, только слезы катятся по грязным щекам.
— Фелек, скажи, что случилось?
Фелек пожал в ответ плечами. Не хочет говорить, значит, стыдится. Надо помочь товарищу.
— Где ты живешь?
— Под мостом.
— Ты голодный?
Молчание.
— Ты где-нибудь работаешь?
— Я ничего не умею делать.
— Сначала и я не умел. Но кто хочет, тот научится.
— А я не умею хотеть.
— Захочешь — научишься.
Фелек остался у Матиуша, и они зажили вдвоем.
Матиуш встает чуть свет, а Фелек спит.
«Устал, бедняга, пускай отдохнет», — думает Матиуш.
День за днем проходит, Фелек отдыхает, а Матиуш работает за двоих. Пришлось продать отцовские часы. Когда Матиуш отрекся от престола, казначей выдал ему из королевской сокровищницы бриллиантовый перстень отца, мамины серьги и вот эти часы. Если бы не Фелек, он ни за что не расстался бы с этими вещами, которые напоминали ему о родителях. Но нужно было купить Фелеку койку, одежду, и денег на еду уходило теперь вдвое больше.
Фелек сидит дома и курит папиросы. Накупил каких-то дурацких книжек, но даже читать ему лень.
Поэтому Матиуш очень обрадовался, когда Фелек изъявил желание пойти на фабрику.
— А меня примут? — с сомнением спросил он.
Матиуш заранее переговорил с мастером, но Фелеку ничего об этом не сказал. Еще подумает, что он для Матиуша обуза и ему хочется от него избавиться.
— Может, отдохнешь еще?
— Нет, хватит!
Теперь по утрам они вдвоем шагают на фабрику. Дорогой болтают о всякой всячине. С товарищем идти веселей.
А о том, что было, Фелек так и не обмолвился ни словом. Если стыдится, значит, нечем похвастаться.
— Вот тут приводной ремень, зазеваешься — и прощай рука! — предостерег его Матиуш. — Два года назад одному парнишке руку оторвало. А тут тоже гляди в оба, не то шестернями затянет.
— Ладно, ладно, — говорит Фелек.
Прошел месяц, и Фелека не узнать. Он освоился на новом месте, повеселел: поет, насвистывает, шутит. Одним словом, другим человеком стал.
Друзья работают рядом и всю неделю проводят вместе. Только по воскресеньям расстаются: Матиуш остается дома, а Фелек куда-то уходит.
Когда он возвращается, Матиуш точно не знает: он оставляет дверь открытой, а сам ложится. Но, видно, поздно, потому что в понедельник с трудом продирает глаза.
Матиуш не спрашивает его, где тот пропадает по воскресеньям: не хочет, чтобы Фелек расспрашивал, чем он занимается дома.
А Матиуш, оставшись один, пишет книгу. Это немножко сказка, немножко быль. Ему не хочется, чтобы об этом знали, пока он не кончит, и он прячет написанное в ящик комода под белье
Однажды между друзьями чуть не вспыхнула ссора. Матиуш проснулся утром и видит: на полу ошметки грязи, окурки, на столе опрокинутая чернильница. Матиушу стало обидно: он в субботу все вымыл, выскреб, навел порядок.
— Опять ноги не вытер?
— Не вытер, ну и что? Я не такой чистюля, как ты. Чай, не во дворце рос. Коли надоел — прогони. Хозяин здесь ты, я из милости у тебя живу.
— Ты мой гость.
— Хорош гость — пол заляпал грязью, чернила разлил.
Матиуш не стал спорить: испугался, как бы Фелек в самом деле не ушел.
Но Фелек не успокоился. Как будто бес в него вселился. И дома, и на фабрике из-за любого пустяка привязывается. Сразу видно, предлог ищет для ссоры.
Неделю человек как человек — веселый, уживчивый, а потом два-три дня его не узнать, словно подменили. Ворчит, ругается из-за всякой ерунды: из-за молотка, табуретки, крючка на вешалке.
— Здесь я всегда пальто вешаю! Какая скотина посмела занять мой крючок?
А сам отлично знает: это пальто мастера. Нарочно говорит, чтобы разозлить его.
Рабочие спускают ему все из уважения к Матиушу. Но Фелек совсем потерял чувство меры, зарвался. Ясно, работу хочет бросить, но прямо этого не говорит, а ждет, когда его выгонят.
По Матиушу не поймешь, замечает он, что с Фелеком творится, или нет. Стоит за своим станком и прилежно работает, иногда лишь поднимет на минутку голову и скажет:
— Брось, Фелек! Перестань! Как тебе не стыдно!
Однако Матиуш все видит, все замечает. «Фелек не находит себе места, нервничает, как почтовая крыса, когда ей пора в путь», — думает он.


И вот наступил последний, роковой понедельник. Уже по дороге с Фелеком творилось что-то неладное. И фабрика не по нем: паршивая душегубка, где из человека выжимают последние соки. И у мастеров — солома в голове. И станки давно на свалку пора. А инструменты хозяину бы в физиономию швырнуть.
— Ну и фабрику ты себе выбрал!
— Я ведь тебя насильно не тащил на эту фабрику. Не нравится — поищи себе другую работу.
— Обойдусь без твоих советов. Сам знаю, что делать.
На этом разговор оборвался, и они молча подошли к фабричным воротам.
Начался обычный трудовой день.
Матиуш стоит за станком и думает о своей сказке, которую вчера кончил.
«Надо Фелеку прочесть, может, он успокоится».
Когда он писал свою сказку, то вспоминал о дикарях, о Молодом короле, о товарищах по тюрьме, и ему казалось, она должна смягчить сердце самых черствых людей.
Задумался Матиуш, а руки сами выполняют нужные движения. Он так погрузился в свои мысли, что не замечает ничего вокруг. И вдруг слышит крик:
— Пусть мастер сам это делает! Тоже нашел дурака! Я его не боюсь!
Дальше — больше.
— Дурак! Старый осел! Идиот!
Дошло до того, что Фелек замахнулся на мастера.
Матиуш подскочил — хвать Фелека за руку.
— Фелек, что ты! Опомнись!
А Фелек как толкнет Матиуша.
— Остановить мотор!
— Снимай ремень!
— На помощь!..
Все произошло в мгновение ока. Мотор остановили. Матиуш лежал в луже крови.
— Дышит...
— За доктором скорей!
Фелек стоит рядом, смотрит не мигая, словно глазам своим не верит. А вокруг него образовалась пустота — все отпрянули, отодвинулись от виновника несчастья. Воцарилась мертвая тишина. Все замерли в ожидании.
Был среди собравшихся старый рабочий. За тридцать лет многое повидал. И он первый произнес вслух то, о чем думали все.
— Конец...
Матиуш лежит в больнице, в отдельной палате. Операция прошла удачно. К нему вернулось сознание, и в благодарность за то, что он еще жив, он пожал доктору руку. Нехорошо умереть внезапно, ничего не сказав напоследок. Матиуш закрыл глаза, словно вспоминает, что ему нужно сказать. Но он очень ослабел, и его сморил сон.
— Принесите, пожалуйста, мою шкатулку, — сказал он, проснувшись.
Автомобиль мчится к дому Матиуша.
И весть о том, что Матиуш пришел в сознание, что появилась надежда, облетела весь город.
— Он будет жить, мы его спасем, — говорят доктора.
В шкатулке, переложенные тоненькой зеленой бумагой, лежали: ракушки, камешек, засохший листок салата, черный как уголь кусочек сахара, фотография матери, бриллиантовый перстень и серьги королевы.
Здоровой левой рукой вынимает Матиуш из шкатулки по очереди свои сокровища, осматривает и кладет обратно. И вдруг лицо его осветила улыбка.
«Матиуш улыбается», — моментально разнеслось по городу.
«Матиуш спит».
«Матиуш выпил молоко».
Радуются дети, радуются доктора — весь город ликует.
«У Матиуша снова жар».
И город погружается в печаль.
«Матиуш велел позвать Фелека».
Думали Матиуш забыл о нем. Матиушу необходим покой. Доктора опасаются, как бы он не разволновался при виде Фелека. Решили держать его поблизости, но к Матиушу не пускать. Может, он больше не вспомнят о нем.
Матиуш снова заснул. А когда проснулся и поднял ресницы, по глазам видно: ждет кого-то.
— Клу-Клу приехала?
Ах вот кого он ждал! Да, Клу-Клу приехала вчера. Как только телеграф принес страшное известие, она, бросив все, на аэроплане, на пароходе, на поезде, без остановки, без передышки примчалась в столицу.
— Позовите ко мне Клу-Клу и Фелека, — чуть громче сказал Матиуш.
Они вошли и остановились возле постели.
— Фелек, ты не огорчайся... Клу-Клу, это моя последняя просьба... — Голос оборвался, продолжать не было сил. — Фелек, возьми этот перстень, а серьги — тебе, Клу-Клу... Фелек, тебе трудно будет здесь жить. Поезжай с Клу-Клу... А когда вы станете большие...
Матиуш закашлялся. На его улыбающихся губах показалась кровь. Он опустил веки и больше уже не поднял.
По городу пронеслась весть: «Матиуш умер».
Печальная весть облетела всю страну.
И весь мир.
Матиуша похоронили на необитаемом острове, на вершине скалы. Ало и Ала украсили могилу цветами, и канарейки поют над ней свои нескончаемые песни.