Глава 9 - Чувство вины
Виноватым быть не хочется. Мы всем существом своим бежим от этого и по самолюбию своему сопротивляемся каждому случаю навязывания нам вины.
Я сходил в магазин и купил торт. Большой и прекрасный. Дорогой, правда. Но, в конце концов, могу же я устроить своей семье праздник.
- Почему обязательно за такие деньги? Неужели нельзя было купить простой?
- Выходит, по-твоему, я виноват?
- А кто же виноват? Неужели я?
- Я же хотел, как лучше. Пойми ты это.
- Значит, я хочу хуже. Скупая, не даю лакомств, не хочу, чтобы все наелись. А ты поду-мал, что Танюшке надо покупать туфли и зимнее пальто?
- Знаешь, если так мелочиться...
Я начал раздражаться, действительно, финансовое состояние семьи в последние месяцы было не лучшим, но признать себя виновным в том, что хотел принести праздник в дом - это было уж слишком. Лишь на мгновение промелькнули мысли о том, что праздник я нес не себе, а жене и детям, значит, должен был принести то, что будет принято ими как праздник, но не то, что сам понимаю под праздником и что требую теперь принимать и радоваться. Если они не ра-дуются, значит, была ошибка, значит, не праздником я был занят в заботе о них, а покупал торт в заботе о себе, чтобы предстать перед ними этаким дарителем радости, потому и не услышал на-перед главной заботы жены - не о торте она думала, о пальто и туфлях. Я же, честно говоря, уж давно забыл, что такая проблема у нас существует.
В мимолетном озарении пронеслось всё это в голове и немедленно вызвало боль. Предчув-ствие вины горько начало сжимать всё в груди. Захотелось разом освободиться от этого, появи-лось раздражение. Боль и горечь немедленно трансформировались в отторжение и теперь вся си-ла рожденных переживаний обрушилась на неё. Всем существом своим я стал видеть её винов-ницей разгорающейся ссоры, именно в этом мне хотелось теперь её уличить, показать ей, развер-нуть перед нею всю мелочность ее характера, всю... я даже стал задыхаться от интенсивности желания низвести её, отыскивая разом все пороки, какие только могут подойти к такому случаю.
В свою очередь, она с той же силой предалась стремлению показать мне, на примере слу-чившегося, всю мою расточительность, вредную беззаботность, граничащую с равнодушием, черствость и невнимание. В результате, планируемый мною праздник, не успев состояться, пре-вратился в крупный скандал.
Принять вину на себя, значит - предстать в глазах другого в низведенном положении. Одно предчувствие такой ситуации рождает немедленный поток оправдания, с помощью которо-го мы пытаемся сохранить свое положение на определенном уровне.
Удивительно, но каждая подобная ситуация отчетливо проявляет в нас постоянное стрем-ление быть в глазах другого правым. Если же глаза другого начинают видеть обратное, мы при-лагаем все усилия, чтобы их призма изменила свое положение в нужную нам сторону. Поэтому там, где объяснение не помогает, мы начинаем оперировать обидными для собеседника словами, подавляющими другого гневными эмоциями. Лишь бы перестроить всё на свой лад.
Осознается ли эта сторона в каждом происходящем скандале? Понимается ли, что чувство собственной невиновности возводится нами в главное условие благополучия и душевного равно-весия, ограждается плотной стеной оправданий и поддерживается агрессивностью, всегда гото-вой к отпору.
Аргументы оправдания настолько развиты в каждом человеке, что мы перестаем замечать тонкости оправдывающегося "я". После оправдания нам становится спокойно и комфортно. Что при этом создается только иллюзия благополучия, этого наше сознание не улавливает.
В стремлении любыми путями достигнуть своего результата, я постоянно обращен к окру-жающим. В их словах, в их улыбке, в их взгляде я ищу и улавливаю мнение о себе самом. Это отражение самого себя в зеркале человеческих отношений становится ведущим способом само-сознания. Увы, не замечается, что вместо сознания себя я живу в постоянном людском мнении о себе. Поэтому признание людей становится одновременно и оправданностью перед собой.
Мы ищем именно те группы, в которых нас принимают, в которых мы можем быть такими, какими мы есть. А если попадаются люди, которые нас осмеивают, негативно относятся к нам, мы ищем способ, как бы убежать от них. Невольно каждый из нас начинает формировать вокруг себя определенный мир людей, определенную, себе удобную группу, определенный круг обще-ния.
В семье же помимо бесед и разговоров существует целый ряд обязанностей, через которые складываются между супругами, существуют деятельные, построенные на разделении, ответст-венности, отношения друг с другом. Здесь слова о помощи друг другу перестают иметь значение. Здесь единственным критерием становится сама помощь, проявленная в конкретном поступке и действии. В результате само представление о признании в семье трансформируется. Оно облека-ется в конкретные формы взаимоподдержки. Стирка, уборка, ремонт в квартире, приготовление пищи, покупка в магазинах продуктов и вещей - все становится областью проявления помощи друг другу. Если такого деятельного признания и участия друг в друге в семье нет, супруги начи-нают испытывать чувство тоски и одиночества. Появляется желание убежать из болезненной об-становки. Но нельзя же из-за этого расторгать брак. И тогда супруги пытаются это деятельное признание внедрить друг в друга волевым способом. Начинаются упреки, взаимные обиды, ссо-ры и скандалы.
Если круг внесемейного общения мы выбираем сами - вольны прекратить отношения с одними людьми и наладить их с другими, - то семья столь же просто распадаться и вновь воз-никать не может. Этим и вызвана напряженность отношений в семье.
Если однажды все окружающие покидают нас, мы теряемся. Что-то произошло? Что? По-иск ответа часто идет в одном направлении. Либо на фоне гнева, ярости и злобы все люди объяв-ляются бездушными, черствыми, бессердечными, либо появляется ощущение собственной нико-муненужности, брошенности людьми. Это чувство одиночества, которое одновременно есть и обвинение всех в том же равнодушии. Совершенно так же воспринимается и разлад с товарищем или другом. Не я виноват, а он. Он совершил безобразный поступок. Знать его не хочу. Не я ви-новат, что у нас идут ссоры с женой, а она, потому что не может совладать с собой, не желает ра-ботать, перестраиваться, не думает о любви. Не я виноват, что у нас нелады с ребенком. Это он упрямый, гадкий, отвратительный...
Я раздражаюсь, гневаюсь, не принимаю, мучаюсь. Жить в таких эмоциях и полагать, что я есть единственная причина их появления, кажется нелепым и странным. Как это - в ярости увидеть, до какой степени я себя разъярил. В ярости я могу видеть лишь, что меня разъярили другие. Ничего больше. Поэтому сила ярости целиком направлена на другого. Сила обиды низ-водит другого. Сила досады отторгает другого.
Но отбушевал ураган, пролетел. Наступила тишина, апатия и расслабление. Одновременно появилось чувство вины перед другим. За то, что не сдержал себя, сорвался, в первые минуты появления раздражения уже знал, что началось и чем это обычно заканчивается, мог остановить, но не остановил. И только вкрадчивый голос из самых глубин сознания беспокойно пробивается и шепчет:
- Не во всем же я виноват, да, допустил, да, позволил родиться озлоблению. Но начал ведь всё же не я, это она поставила ведро прямо на ходу, (или - это он не вымыл посуду, или - она не сделала уроки, он - двойку получил).
После одной из таких ссор ухожу из дома. Клокочут эмоции, приходят энергичные реше-ния:
- Так дальше нельзя. Нужны решительные шаги или расстаться, или пресечь раз и навсе-гда подобные ссоры. Если пресекать, как?
Проигрывается множество вариантов. Например, как я не появляюсь сегодня дома. Как ис-чезаю совсем - нигде нельзя найти меня - и появляюсь только через неделю. Пусть поищет, пусть побегает... Как пишу короткую записку, из которой нельзя разобрать, что я собираюсь де-лать дальше, но которая вселяет неслыханную тревогу и беспокойство. Я даже придумываю текст, отбираю фразы - покороче и посильнее, мысли возвращаются к ссоре. Вижу, как нелепо отвечал, как попадал мимо цели. А нужно было бы вот как, чтобы раз и навсегда, раз и навсе-гда... Вспоминаются сцены из романа "Три мушкетера". Как "Миледи" могла ответить королеве так, что та хваталась за сердце! А Д'Артаньян! Как точно он парировал каждый возглас своих противников, заставляя их приходить в глубокое смущение. У меня так не получилось. А нужно было бы так. Особенно в этом месте ссоры. И уже слышу фразу, неотразимую по силе и точности попадания, вижу ситуацию, наслаждаюсь её развитием...
Так весь вечер, ночь и весь следующий день. И вдруг к концу дня ситуация начала разво-рачиваться своей неожиданной стороной. Что я делаю, чем занимаюсь? Столько часов подряд с полной выкладкой всех сил, эмоций и рассудка низвожу другого, тщательно, с наслаждением разыгрывая ситуации, в которых целью ставлю растерянность, смущение, боль и унижение дру-гого, а над всем этим - собственную победу, свое превосходство, свою правоту.
Если моими словами вызвано его неудовольствие, значит, мною не услышано то, чего он хотел, чего ждал от меня, значит, сделано без согласования с ним или просто плохо. Вместо того, чтобы в начале ссоры остановиться и остановить другого признанием своей вины, я допустил упрямую настойчивость, противостояние ради превосходства, ради утверждения себя.
В одном озарении подобного рода открывается весь безобразный вид происходящего. По-является боль за другого и становится собственной болью, снять которую возможно лишь одним способом - сняв боль другого. Залпом возникает и поглощает всё сознание движение немедлен-но вернуться, извиниться, попросить прощения, наговорить много хороших и добрых слов, рас-сказать всё, что было после того, как закрылась за мною дверь, во всем признаться, за все просить прощения. Движение это настолько сильное, что забываешь все предыдущие планы мщения. Вместо этих планов идешь обратно и говоришь другому слова, идущие от сердца. Выплескива-ешь море тепла, нежности, осознания виновности перед другим. В этом движении раскаяния на-ступает непередаваемое состояние единства с другим и простоты общения с ним. Всё неприятное и грязное в жизни словно смывается чистой волной. Наступает тишина, счастливая, высветлен-ная доброй радостью.
Или бывает по-другому. В пылу такой же агонии ссоры выбегаю из дома и, не помня себя, бегу по улицам. Очнулся, когда оказался перед дверьми храма. Все перемешалось в душе - горе, возмущение, чувство вины и чувство греха - и над всем этим сильное желание омыться от всей случившейся скверны. Сзади вдруг голос. Батюшка. Называет меня по имени, спрашивает:
- Что случилось?
- Поссорился.
- Ну… надо покаяться.
- Примите меня.
На Исповеди покаяние, смывая все нагромождения себялюбия, возмущения и требований справедливости к себе, потоком хлынуло в словах раскаяния и просьб о прощении, теплыми сле-зами омыло душу. Светло стало на сердце. Благодарность Богу и батюшке, ясное чувство чистоты в душе и чувство обновления жизни пришло просто и, казалось, теперь навсегда. В таком на-строении начинаешь истинно понимать то чувство, которое как огнем, как молнией изнутри ос-ветило ссору иным светом, которое сделало возможным осознание единственно моей виновности во всей ситуации, осознание не рассудком, а сердцем.
Увы, как сдержанность чувств и ложная стыдливость перед другим, так и неумение в по-каянии искать примирения с Богом, а затем с супругом или супругой, нередко мешают чистоте и искренности супружеских отношений. Светлое чувство раскаяния не выплескивается наружу, а выстаивается, выдерживается в суетливом метании. Проходит ночь. Утром поднимаешься и ищешь момента, когда бы сказать. Но не получается. Уже и вдох сделал, и первое слово на языке было, но перехватило дух, и сдержался порыв. А может быть не стоит? Вроде бы утро началось мирно. Пройдет время - и всё сотрется, забудется, главное произошло - я внутри себя раскаял-ся, чувствую себя виноватым. Теперь важно не повторять в будущем ошибок, не давать воли сво-ему самоутверждению. Может быть, на этом всё и закончить, и забыть? Тем более другой уже собрался на работу, махнул рукой и убежал. Ну и ладно! И гора с плеч!
Но если не проговорить свое раскаяние с другим, то пройдет время, ссора повторится в тех же подробностях, в тех же деталях. Станет понятно, что раскаяния не было. Если бы было, то были бы сданы позиции самости, позиции эго, через примирение обрелась бы общая позиция. Было лишь рассудочное осознание раскаяния. Оно не было допущено до сердца, заколебалось, засуетилось в неуверенности, сдержался первый порыв к примирению. Если раскаяние не было выведено в действие признания вины перед другим и затем в покаяние перед Богом, значит, его не было. Вместо этого в уголках души, где хранится тайное, появляется память еще об одном факте нераскрытой, спрятанной вины. Но там, где одна вина, там сознание разрешит и вторую. Ссора повторится и будет повторяться до тех пор, пока человек не переживет всю глубину чувст-ва раскаяния, которое не оставляет ни малейшего следа от движений самоутверждения, этого ис-тинного виновника всякого обострения отношений. Сердечным огнем боли за другого раскаяние выжигает всякое стремление добиться превосходства. Чувство вины и греха обращают к другому и к Богу, ставят на колени, рождают слезы, просьбу, мольбу. В эти минуты нет чувства униже-ния, не задевается самолюбие и не возникает мыслей о собственном достоинстве. Всего этого нет, потому что нет самоутверждения. Оно сожжено покаянием, искренним раскаянием.
В примирении с Богом, в разрешении от греха, из сокровенных глубин сердца льется неж-ность, ласка, виноватость, добрая сила, утверждающая другого, устремленная к другому, излучаемая ради другого. В эти минуты возникает переживание бесконечности себя и той любви, той щедрой преданности другому, которая переполняет душу, дает веру и бережность отношения.
Это чувство и есть чувство веры и пробужденной совести. Оно не зависит от мнения окру-жающих, не ориентируется на авторитеты, не ищет поддержки в других. Оно поднимает человека в единственно верном порыве и навсегда лишает его способности совершать поступки, осужден-ные ими. Там, где рассудочное "я" начинает искушать человека, подбрасывая его сознанию мно-жество мыслей, оправдывающих безнравственные действия, вера и совесть мучают его, укрепля-ют перед искушением, останавливают худые намерения.
Читая книги, обращаясь к живым примерам, мы невольно ищем поступки, которые совер-шаются в согласии с верою и совестью. Ищем, чтобы знать, какие они, поступки, высветленные их светом. В истинном устремлении к чистоте жизни - дел и мыслей - мы открываем для себя качества совестливого и верующего человека и чувствуем, как захватывает иногда дух от высо-кой чистоты совершаемых такими людьми поступков. Быть честным до такой степени - воз-можно ли? Быть правдивым до такой степени - возможно ли? Быть преданным не себе, а людям до такой степени - возможно ли?
Возможно. Об этом говорят встречи с людьми. Обычные встречи с обычными людьми, часто на первый взгляд ничем не примечательными. Но, вглядываясь в них, начинаешь с какого-то времени видеть их удивительные качества, тогда приходит вера и в свои силы. Рождается уст-ремление самому стать таким. Начинается работа. Просматривается каждый свой поступок, изу-чаются свои желания, мысли. Действие теперь не может быть совершено прежде, чем сопоставится в сознании с идеалом поступков.
Серьезным препятствием этой работе становится оправдывающая деятельность прежнего сознания. Оно не желает признавать себя виновным, несовершенным, слабым или малым. Оно старательно не замечает, как и где ведет себя безнравственно. Тогда знания о поведении верую-щих и совестливых людей однажды рождают яркую картину сопоставления себя несовершенного с идеальным образом. В это мгновение сознания себя, внутреннему взору открывается эгоистиче-ское содержание собственных действий. Оно переживается как раскаяние, как чувство вины пе-ред другим и перед собою одновременно. Это явственное переживание возможного себя другого - чистого, правдивого, преданного людям. Это момент пробуждения веры и совести, момент, когда открывается человеку возможность собственной чистоты.
Глубина раскаяния приходит не сразу. Потребуются месяцы и годы искреннего устремле-ния к чистой Евангельской жизни. Первые слабые порывы раскаяния будут нуждаться в под-держке. Появится необходимость волевым действием унять, остановить уловки рассудка, препят-ствующие открытому признанию своей вины. Тонкий луч совести, сжигающий самоутверждение и дыхание веры, обращающей к заповедям, будут укрепляться в этой работе над собой и однаж-ды приведут к всплеску глубокого искреннего раскаяния, которое поднимется из глубин души, сметая все построения самоутвержденного сознания и утверждая раз и навсегда сердечную чис-тоту.
Однажды такой всплеск сметет до основания склонность ко лжи. Правдивость станет свой-ством человека. В другой раз движение совести утвердит в человеке бескорыстие, в третий - оно уничтожит в нем искушения добиться благополучия в жизни, используя нечестные приемы при-обретения...
Чистое сознание не может поступать безнравственно. В нем нет того, что становится при-чиной безнравственного поведения. Движение к такому состоянию идет через множество про-ступков, над сознанием которых человек работает сам и призывает других помочь ему.
Если через групповое общение в человеке рождается, как регулятор поступков, чувство стыда, то в устремленности к себе совестливому приходит регулятор больший - чувство совести. Стыд рождается в механизме соотнесения себя с мнением окружающих. Поэтому это чувство сдерживает человека до тех пор, пока поступки, совершаемые им, наблюдаются людьми или мо-гут быть каким-то образом обнаружены ими. Когда же человек остается наедине с собой или по-падает в среду людей, совершающих то же, он перестает стыдиться, потому что не перед кем. Ре-гулятором поведения в этом случае может быть только одно - совесть и вера.
Пробужденностъ совести и веры свойственна далеко не каждому. Движение к ней - это и есть восстановление человеческого в человеке, и без специальной устремленности к этой работе такое восстановление невозможно. Падение приходит очень быстро и почти всегда незаметно. Более того, словесная оправданность для себя образа жизни, ведущего к падению, всегда опере-жает, облегчая путь скольжения вниз. Лишь изредка наступит вдруг острая тоска по чему-то большему, что в жизни растрачено или пропущено. На самом деле, это тоска не по чему-то боль-шему, а тоска, печаль по тому большему, что скрыто в самом человеке, припорошено бытовой суетой и погоней за материальным и общественным благополучием. Это тоска сокровенного в человеке. Оно ищет свободы, открытого стремления к людям и настоящей любви к ним. Оно зо-вет человека к работе над собой, толкает его на поиск путей восстановления в себе человеческого.
Если чувство стыда сжимает человека, бросает его прочь от людей, рождает стремление спрятаться, не показываться им на глаза, то чувство совести или вины перед другим, поддержан-ное и усиленное верою, раскрывает его навстречу другому, наполняет бескорыстием и преданно-стью. Первое утверждает в человеке занятость собой, второе обращает к людям. Первое рождает боль за себя, второе - боль за того, перед кем виноват человек. В первом случае человек сопро-тивляется чувству вины, во втором - открывается ему навстречу.
- Есть ли совестливые и подлинно верующие люди вокруг нас?
- Нет, - говорит рассудочное "я". Открытая совесть, а тем более искренняя и чистая вера - качества караемые. Они не выдерживают конкуренции. Они слишком скромны, чтобы дарить её обладателю успех в жизни, слишком правдивы, чтобы вести к быстрым результатам, слишком бережны, чтобы добиваться победы над другими. Я не хочу быть таким, поэтому совесть и вера в той их мере, как это требуется, мне не нужны. Я могу о них поговорить, написать статью, книгу, но заниматься ими всерьез, возрождать в себе - извините.
Совесть... Со-весть... Весть от Бога в человеке. Слышу ли я эту весть? Обращаюсь ли за со-ветом к ней?
Поверить в себя, значит поверить однажды в свою сокровенную чистоту, в способность жить, выверяя каждый свой поступок вестью от Бога, откликаясь на Его зов со-вестью и верою, то есть стремлением поступать в согласии с Ним.
Как по-другому можно вступить в диалог с Богом, если отбрасывать его вести? А ведь единственный способ Богу вступить в общение с нами - это Его вести, которые и переживаются нами как моменты совести и дыхание веры. Мы нередко суетимся в этой жизни и с тоской дума-ем, где же оно, наше сокровенное "я"? Как уловить его? Как прийти к нему?
А оно каждый день присутствует в нас в виде слабых огоньков этих весточек, которые есть малые и первое время очень слабые движения нашей веры и совести.
Прибавим к сказанному страничку из книги о. Петра Серегина "Шесть сотниц".
"Если мы будем любить людей без мысли о Боге, то любовь наша будет похотлива (с ук-лоном к животной), корыстна (ожидающей взаимности или отплаты), и такая любовь неиз-бежно окончится разочарованием или даже неприязнью и гневом.
Часто бывает и так, что если человек любит одного человека любовью недостойной, от-носясь к предмету любви, как к предмету удовольствия, стараясь этот предмет (человека) прикрепить к себе, тогда ненавидит кого-нибудь другого, иногда даже без причины. Так любовь несовершенная легко превращается в нашем сердце в гнев, лишает нас счастья, отравляет жизнь и не допускает к блаженству вечному. Для того, чтобы чувство любви в сердце нашем было наиболее чистым, продолжительным и святым, мы должны освободить сердце наше (уси-лием воли) от грубых страстных переживаний и гнева.
Будем любить людей нам близких, но не по слепой привязанности, а по Его заповеди "За-поведь новую даю вам, да любите друг друга" (Ин. 13, 34) чисто, безкорыстно, во имя Его. Для этого от нас потребуется некоторое самоотвержение: с памятью о Нем мы должны прощать недостатки ближним нашим, стремиться послужить им, а не дожидаться, когда они нам служить будут. Сокращать, подавлять свое самолюбие с памятью о том, что мы дети (по ве-ре) нашего Небесного Отца, Который есть вечная, всепрощающая любовь и Источник блажен-ства вечного. Это маленькое самоотвержение и раскроет сердце наше к познанию Его, и мы увидим Его. А когда наше сердце увидит Его, то испытает такую радость, которую не может дать ничто в мире.
Враг нашего спасения, наш мучитель и тиран знает это. Он, стремясь увлечь нас к веч-ному мучению и страданию, стремится обезверить нас, затем возбуждает в сердце нашем страстную похоть, затем засевает гнев и вражду, часто беспричинную. Мы не видим (к сча-стью) демонов, но узнаем их прикосновение к нашему сердцу. Как близость Бога к сердцу наше-му приносит нам покой, любовь и радость, так влияние злобного духа тьмы приносит сердцу нашему тревогу, гнев, злобу, томление и печаль, которые при нашем невнимании к себе могут дойти до такой степени, что жизнь будет отравлена и не мила.
В этом и заключается великое богатство и преимущество нашей веры; веруя в Бога, мы себя считаем по благодати детьми Его. А разве дети Такого Отца, Который есть непости-жимая и невыразимая любовь, могут ненавидеть друг друга? Разве могут они отвернуться от этого чудного источника любви и блаженства? Нет, чтобы быть нам не только детьми Его по благодати, но и наследниками блаженства вечного. В последней беседе Его Он указал нам этот путь: "Как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас; пребудьте в любви Моей. Если заповеди Мои соблюдете, пребудете в любви Моей, как и Я соблюл заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви. Сие сказал Я вам, да радость Моя в вас пребудет и радость ваша будет совер-шенна" (Ин. 15, 9-11). "Так и вы теперь имеете печаль; но Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас" (Ин. 16, 22).
Итак, вот этот путь к вечной радости: любить ближних наших (всех) безкорыстно, са-моотверженно, во имя Христа Спасителя нашего, возлюбившего всех нас прежде и предавшего Себя за нас.
Не дадим в сердце нашем места врагу блаженства нашего, сеящего неудовольствия и не-приязнь. Отвратим сердце наше от смертоносного гнева и злобы, и в сердце нашем водворится мир, любовь, радость. И этой радости никто не отнимет от нас никогда, вечно.
Итак, позаботимся о том, чтобы вера наша не была напрасной, постараемся очистить сердце свое от всякой скверны тела и духа (низких страстей и гнева) и мир (глубокий покой) со-хранит сердца наши во Христе Иисусе, вечной нашей Радости.
Начало зависит от воли нашей, а помощь Божия - всегда близка".
Способ работы
Принять от другого весть о своих худых поступках как подарок, подобно тому, как для то-го, чтобы увидеть, грязное у нас лицо или нет, мы подходим к зеркалу. А если нет зеркала, мы спрашиваем другого: "Посмотри, у меня на лице что-нибудь есть?"
Как же увидеть худые проявления своего характера? Самому сделать это так же сложно, как без зеркала попытаться определить, где на лице находится чернильное пятно. И насколько это просто - спросить ближнего: "Что во мне худо?"
В своих действиях и эмоциональных переживаниях человек отождествляется то с дейст-виями, то с переживаниями, а чаще с тем и другим. Поступок и сам человек воспринимаются им как одно и то же. Поступки же проистекают из отношения человека к миру и к людям. А отноше-ние складывается из индивидуального восприятия. Способность человека определенным, ему ха-рактерным образом воспринимать мир - это и есть особенность его сознания. Нет действия, ко-торое бы шло вне сознания. Поэтому и говорят в народе: каково сознание, таково и действие.
Если человек совершает какой-либо поступок, значит, он для него каким-то образом оправ-дан, поступок имеет свой (по сознанию человека) смысл. Бессмысленные поступки свойственны разве что идиотам, но даже и у них есть свои смыслы, хотя и более примитивные, чем у нор-мальных людей. В пределах этой оправданности человек и видит свой поступок.
Чтобы осознать действительное значение поступка, человек должен выйти за пределы сво-его сознания, восстать над собою в сознание иное, например, Евангельское, церковное. Самовыход за пределы своего сознания - это и есть момент озарения, откровения, разумения себя, когда поступки видятся уже в ином свете, под иным углом зрения. Другой путь выхода за пределы сво-его сознания есть общение с людьми. Каждый человек - это иное сознание. Поэтому другой и воспринимает мои поступки с иных точек зрения. Практически невозможно, чтобы восприятие человеком самого себя полностью совпадало с тем, как воспринимают его люди или хотя бы один из них.
Увидеть себя глазами других людей, значит, зачастую увидеть свой поступок с позиций другого опыта. Готовность к расширению собственного сознания проявляется, прежде всего, че-рез готовность к встрече с другим человеком, а в себе самом - через способность к самоукоре-нию.
К сожалению, в жизни происходит иначе. Когда другой говорит мне, что я совершаю пло-хие поступки, это рождает во мне возмущение, потому что таковыми я свои поступки не вижу. Зато в другой ситуации, когда я сам наблюдаю худое другого, у меня не возникает сомнений в том, что я вижу правильно. Но совершенно так же другой, объявляя мне о моей худости, не со-мневается в своем восприятии. Сомневаюсь только я.
- Так ли уж верно воспринимает он мой поступок. А вдруг он прав?
Эта мысль - начало проведения в жизнь способа работы, когда свои худые поступки и намерения принимаются от другого как подарок.
С того момента, как человек начинает воспринимать свое худое от других, в нем происхо-дят глубокие перемены. Работа над собой не может выйти на сколь-нибудь серьезный уровень до тех пор, пока человек полагает, что с ней он справится только своими силами. Не справится.
Утвердится в иллюзии, что справляется? Да. Закрепит свое самоутверждение и характерное для него состояние пренебрежения к другим? Да. Но движение в главном - утверждение в себе способности слышать другого и лежащую в основе этого способность к самоукорению он потеря-ет. Процесс пойдет вспять, если, утверждаясь в себе, он будет накапливать огромные объемы ин-формативного знания, но расширения со-знания, т.е. поступков, согласных с этим знанием, в нем не будет. Будет происходить эгоистическое или горделивое сужение сознания. Требование к дру-гим будет расти пропорционально накопленной информации. В такой же пропорции будет на-растать слепота к собственному поведению, самонадеяние и самоуверенность. Действительное расширение сознания, которое происходит только через самоукорение и опыт общения с други-ми, опыт помощи другим, через опыт приятия другого, доверия другому, такому человеку не бу-дет знакомо. Возможно, будет опыт самосозерцания, самоуглубления, который выльется в конеч-ном итоге в одно - в еще более уверенное самоутверждение. И только.
Принять свое худое от другого, принять как подарок - это задача потруднее многих дру-гих, встречающихся на жизненном пути. Но решение её открывает в человеке глубокие интуи-тивные способности души и духа и потому стоит тех усилий, которые придется прилагать, при-ступая к работе над собой.
Упражнения для самонаблюдения
Упражнение 22
Хочется расплакаться, но комкаю и сдерживаю свои эмоции. Потому что стыдно плакать, гордость не позволяет.
Вопросы. 1. Ощущение - "я не должна плакать, не имею права плакать" - где концентрируется оно (голова, грудь, руки, ноги, живот)?
Вопрос 2. А желание расплакаться - где оно концентрируется?
Вопрос 3. Место локализации первого и второго одно и то же или это разные мес-та?
Вопрос 4. Не является ли местом локализации первого рассудок, местом локали-зации второго - сердце?
Вопрос 5. Что ближе к сокровенному "я" - рассудок или сердце?
Вопрос 6. Почему же я даю волю рассудку, но закрепощаю сердце?
Упражнение 23
Муж (или жена) говорит мне, в чем я не прав(а). Говорит сострадая, мягко и спо-койно, всем тоном своим призывая меня к работе над собой, а не над ним (над ней). Я понимаю, что другой прав, но глубже в себя не допускаю сознание этой правоты.
Вопрос 1. Слышу ли я, о чем мне говорится?
Вопрос 2. Если слышу, почему же не запоминается то, что говорит другой или держится на поверхности памяти и, того гляди, забудется? Почему я где-то глубоко в себе надеюсь и хочу, чтобы забылось?
Вопрос 3. Что это - неприятие своего худого, высказанного мне другим?
Вопрос 4. Почему я не даю права другому быть моим судьей? Почему я не вос-принимаю другого как зеркало моих поступков и не хочу в него вглядеться? Почему я не хочу увидеть себя?
Вопрос 5. Через другого - не хочу, не могу. А через кого могу?
Вопрос 6. Эти "не могу" и "не хочу" - что это?
Вопрос 7. Хочу ли я идти к обретению себя другим?
Вопрос 8. Почему же не допускаю в себя помощь другого? Перестраивающую меня помощь?
Вопрос 9. Почему я устремляюсь к говорящему, чтобы опровергнуть его, пере-убедить, изменить его представление обо мне, в ответ больно задеть?
Вопрос 10. Если я все это знаю, почему, откуда же состояние легкого самодо-вольства и тихого злорадства?
Упражнение 24
Вернулся домой после работы. Поужинал. Включил телевизор. Посмотрел пере-дачу. Занялся своим делом. О чем-то спросила жена. Ответил. Что-то рассказал сын. Выслушал, дал ему совет и снова вернулся к делу.
Вопрос 1. Блаженствую в себе. Уравновешен в собственном мире. Отдан своему порядку дел. Сознаю ли свою отстраненность от моих ближних?
Вопрос 2. В заведенном порядке ничего не хочу менять, как бы окружающих это ни раздражало. Пусть будет, что будет. Это движение ощущений, мыслей, настроения - откуда оно?
Вопрос 3. Мысль о близких рождает чувство стеснения, словно заковывают в пан-цирь, затягивают в сетке обязанностей, лишают свободы. Неуютно в душе. Хочется убежать от них. Свободы в чем они лишают меня? В следовании самому себе?
Вопрос 4. В этом следовании себе какое место занимают другие? Движение идет к ним или мимо них?
Вопрос 5. Каюсь ли я во всем этом?
Вопрос 6. Если каюсь, есть ли плоды покаяния? А ближние чувствуют их? Как это видно?