Глава 2 - Три уровня общения

- Не получается у нас. Такое ощущение - еще немного - и разведемся...

- А что получается?

- Не знаю... Все не получается.

Подождите. "Все" - это ощущение. Оно всегда неконкретно. Оно размыто и расплывчато. И в глубине неясности, которую переживает в эти минуты человек, оно рождает чувство отчая-ния, слабости и разочарования. Если отдаться этому ощущению, оно приведет человека к друго-му, более тяжелому чувству краха. В пустоте души исчезнет всякое желание что-то делать. Спра-виться с этим будет уже по-настоящему трудно.

Как же быть? Как научится с первых же мгновений останавливать этот процесс? Верую-щему человеку нужно веровать и уповать на Бога и милость Его. Святитель Феофан Затворник наставляет каждого человека научиться сознавать себя и ситуацию. Это значит - конкретизиро-вать, неясность ощущений выводить в четкое понимание происходящего в себе. Четкость пони-мания рождает внутреннее знание - что делать, как поступать дальше. Может при этом не хва-тить воли, чтобы заставить себя так поступать. Но это уже другой вопрос. Даже частичное созна-ние снимает состояние тягостной расплывчатости.

Поэтому очень важно не отдаваться своим ощущениям, а попытаться их понять. Ощущение - "еще немного и мы разведемся" - приходит в результате нарушения отношений между суп-ругами. И вместо погружения в чувство отчаянной беспросветности, может быть, имеет смысл разобраться в причинах, которые разрушают атмосферу в семье. Разобраться, чтобы знать, над чем работать и что созидать.

О человеке, работающем греху и страстям, несомненно известно, что он не возвышается над внешним миром, а напротив, увлекается им, живет в нем, как бы срастворяется с ним, поче-му и называется внешним человеком, т.е. вне себя живущим, ушедшим из себя. Оттого покуше-ние на ущерб или самый ущерб в одежде, доме, мебели, месте и прочее глубоко потрясают его, поражают в самое сердце.

Не возвышается он также и над внутренним своим миром, увлекается механизмом внут-ренних своих движений. Обыкновенно говорят: я задумался, или не помню, что со мною было; или: был вне себя от радости, убит горем, в сердцах вышел из себя; или: не опомнишься в хлопо-тах и заботах: то нужно, другое нужно. "Очевидно, что преданный греху не властен над внут-ренними движениями, а втеснен как бы в них, влечется ими. И это не на один только час, а по-стоянно. Ясного сознания у него быть не может. Его и нет. В гордости он никого не считает выше себя, а между тем сам себя слабо сознает".

В общении супругов немалое место занимают беседы. Умеем ли мы правильно вести их? Получается ли быть в них действительным слушателем? Этот вопрос однажды становится вопро-сом центральным. Каким-то шестым чувством супруги начинают улавливать, что строительство семьи будет разваливаться до тех пор, пока они не научатся слушать друг друга. Что же это такое - слушать?

Вечером, за ужином, супруги разговорились. Незаметно набрели на тему, волнующую обо-их, и с каждым новым словом стали укрепляться в одном чувстве: у каждого есть, что сказать по теме разговора. С этим чувством, как само собой разумеющееся, возникло желание у него: себя донести ей; - у нее: себя донести ему. Закончилась беседа неожиданно, но привычно:

- Все. Надоело. Делай, что хочешь, думай, как хочешь. И вообще, ищи себе другую жену, - сказала она.

- Ничего, как-нибудь с тобой переживу, - ответил он. - Не тебе за меня решать.

Они расходятся в разные углы и в течение дня переживают, каждый по-своему, произо-шедшую ссору. Чтобы подобного не происходило в иных случаях, оба начинают соблюдать древнее правило: дослушивать другого до конца. И, тем не менее, разговор нередко заканчивает-ся глубокой неудовлетворенностью друг другом.

Невольно возникает вопрос: почему же так происходит?

Если внимательно всмотреться в переживания любого из нас в те минуты, когда мы слуша-ем другого, обнаружится следующее:

- С этим я согласен, и с этим тоже. А с этим ... нет.

Мне немедленно хочется возразить ей, поправить ее, но, соблюдая правило, я сдерживаю свой порыв, продолжаю слушать. Здесь я с чем-то не согласен. Не пойму, с чем. Понял. Вот с чем не согласен. И вновь острое желание прервать ее монолог:

- Чепуха все это. Ты не понимаешь сути того, что говоришь.

И стоит огромного труда унять себя, сохранить на лице благообразное выражение слушате-ля. Наконец, она закончила.

- Ты... все сказала?

- Все, - отвечает она и, мягко улыбаясь, с внутренней удовлетворенностью смотрит на меня и ждет.

- Ну, тогда слушай…

В едином взмахе упоения собой я разнесу вдребезги все ее неточности и неправильные, на мой взгляд, представления. Затем, разгоряченный, раскрасневшийся, я некоторое время буду бе-гать по комнате или уйду к себе и тихо буду переживать произошедшее. Как теплые звездочки, будут вспыхивать в памяти отдельные, почти гениальные фразы, удачные мысли, неожиданные сравнения и яркие факты, с помощью которых я утверждал в ней свое миропредставление. Не-вольно будет пробегать в душе и на лице ласковая и чуть застенчивая улыбка, рожденная созна-нием своей одаренности или ловкости. Не всегда эта одаренность проявляется, но сегодня... так неожиданно и так блестяще...

А что с ней? С чем она осталась? С какими чувствами, в каком состоянии?

А о ней я как-то... не успел еще подумать. У меня же другая задача была. Себя донести ей. И с этой задачей я прекрасно справился. При чем же тут ее состояние?

Самое удивительное заключается в том, что в этой уверенности самоутверждения я не за-мечаю и не сознаю одного простого факта - рассказчик мною не был услышан.

Изначально я настраиваюсь отнюдь не на то, чтобы слушать. Другое действие, противопо-ложное слушанию, разворачивается во мне. Чувство - у меня тоже есть, что по теме сказать - не просто чувство. Внимая собеседнику, я не только не сбрасываю со счетов свои представления. Напротив, в моем сознании они предельно актуализированы, выточены, проявлены. Физически я слушаю - ухо мое ловит звук, идущий от говорящего. Но в сознании своем я сравниваю и... не слышу. Я занят другой работой.

Слушать, внимать - это одно действие.

Совсем другое - свое сравнивать с тем, что мне говорят. В результате возникает с чем-то - согласие, с чем-то, наоборот, - несогласие, а что-то третье расширяет мои представления.

Нередко супруг или супруга говорит мне нечто такое, с чем я еще не встречался и в личном опыте не пережил.

Так будет во всякой семье. Уже потому, что двое, соединенные в браке, пришли из разных семей, они имеют разные обычаи и традиции, принесенные каждым из своей семьи. В этих обы-чаях может быть немало полезного и правильного. Разве что всегда непривычного, но и только. Больше того, каждый имеет непохожий на другого жизненный опыт, неведомый другому.

Третье - супруги разнополы и восприятие мира у них разное. В супружестве оно должно стать взаимодополняющим. Этому-то и нужно еще научиться.

Наконец, каждый супруг уникален как человек, как чадо Божие, и Господь наделил его по Своей любви дарованиями особенными, неповторимыми. В супружестве эти особенности долж-ны проявиться и принести в семью богатство человеческого нрава, которым семья совершится в лад и полноту.

Все это может оказаться для меня недоступным. Оно протечет через меня как вода через сито - зацепиться будет не за что. Потому что уникального в ней я не могу слышать, замечать, а часто и не желаю слышать или замечать. Ибо мое сознание занято вовсе не встречей с нею, а ут-верждением или подтверждением себя для себя. Я себя с нею сопоставляю и сравниваю, чтобы иметь четкое представление, с чем Я согласен, а с чем нет. Для меня важно определить свою по-зицию по отношению к сказанному. Для этого привычно и безотчетно включается механизм со-поставления, и складывается собственное мнение. Оно самоценно, ибо за ним всегда стоит ут-верждающее себя себялюбие.

В результате из сказанного целого я могу воспринять только часть.

Есть и еще одна причина неполного восприятия собеседника. Это моменты моих собствен-ных напряжений или размышлений. Занятый самим собою, я всех ее слов не мог расслышать.

Если внимательно присмотреться к собственному состоянию в ходе всего общения с собе-седником, окажется, что таких моментов переключения внимания с собеседника на себя очень много. Я слушал собеседника, но многое не услышал. Я прослушал. К сожалению, в таких случа-ях мне невозможно доказать, что я чего-то не услышал.

- Остановись, послушай, я ведь совсем о другом.

Но что-то упорно мешает эту остановку сделать. И лишь однажды случайно обнаружится, что мешает внутренняя установка - прежде всего себя донести другому. Даже там, где я слуша-тель, эта установка сохраняется как скрытый смысл моего отношения к говорящему.

Не отсюда ли энергия интонаций, давление голоса, напряжения памяти и ума, проявляю-щих себя в эти минуты особым, порой выдающимся образом. Действительно, в этом стремлении донести себя другому рождаются мысли, которым иной раз удивляешься сам, сравнения, пора-жающие своей точностью, факты, неожиданно и как бы блестяще воспроизводящиеся в памяти. Сопротивление собеседника рождает очень сложную гамму эмоций: от азарта игрока, не желаю-щего сдавать позиций, до раздражения, досады и гнева на собеседника.

Неизвестно откуда появляется способность иронизировать, появляется и царственная снис-ходительность, и едкое обличение, и яд сомнения, и многое другое.

Только одного не будет во всем этом "блеске". Желания открыть обсуждаемое событие для себя ее глазами. И поэтому, сам того не сознавая, я не замечу в ней веры в то, о чем она говорит. Не замечу, что в каждой фразе она, по крайней мере, не сомневается, потому что она так видит, так чувствует, так думает. Не пойму, что если бы не было в ней этой уверенности в собственном видении мира, она не смогла бы говорить со мной открыто и легко.

Такая установка на себя как основа моего общения порождает и соответствующий меха-низм восприятия собеседника, сопоставление с самим собой. С этого момента и начинается под-мена настоящего общения общением усекающим.

Что это такое? Собеседник в своем содержании всегда несет три составляющих. Одно - то, что я слышу. Второе - то, что прозвучало, но я не услышал. Наконец, третье, самое важное - его попечение. То есть, любой говорящий, за словами, которые он произносит, имеет еще по-печение - либо о том предмете, о котором он говорит, либо о людях или делах, ради которых он говорит, либо ради собственного самоутверждения, либо ради Бога, чью волю он сейчас хочет узнать и ищет. Попечение это не всегда прямо выражается в словах или обычно не всегда ясно звучит, а чаще безотчетно для говорящего присутствует прикровенно. Но именно оно и составля-ет центр его жизни. Там, где на уровне попечений собеседники не слышат друг друга, там и воз-никают наиболее сильные напряжения, противостояния, вплоть до полного обессиливания и из-неможения друг от друга или, наоборот, впадения в непроизвольную досаду, ярость и ненависть друг ко другу. В то же время, если собеседники вслушиваются в попечения друг друга и слышат их, и откликаются на них, там начинается движение к единодушию. Даже если один из собесед-ников это делает, единодушие уже будет обретаемо. Сколь драгоценно это качество, мы узнаем из поучений преподобного Аввы Дорофея. Он называет единодушие матерью всех добродетелей. Потому что в нем зарождается в человеке всякая забота о другом. И этою заботою он развивается, чтобы совершать Заповедь Божию о любви к ближним.

Авва Дорофей, рассказывая о себе, дает нам почти недосягаемый образец деятельного от-клика на нужды и попечения ближних, чем он и трудился над выполнением заповеди о любви к ним. Вот этот рассказ. "Когда я был в общежитии, игумен сделал меня странноприимцем; а у меня незадолго перед тем была сильная болезнь. И так (бывало) вечером приходили странники и я проводил вечер с ними; потом приходили еще погонщики верблюдов, и я служил им; часто и после того, как я уходил спать, опять встречалась другая надобность, и меня будили, а между тем наставал и час бдения. Едва только я засыпал, как канонарх будил уже меня; но от труда или от болезни я был в изнеможении, я не помнил сам себя и отвечал ему сквозь сон: хорошо, господин, Бог да помянет любовь твою и да наградит тебя; ты приказал, - я приду, господин. Потом, когда он уходил, я опять засыпал и очень скорбел, что опаздывал идти в церковь. (То-гда) я упросил двух братьев, одного, чтобы он будил меня, другого, чтобы он не давал мне засы-пать на бдении, и, поверьте мне, братия, я так почитал их, как бы через них совершалось мое спасение, и питал к ним великое благоговение". Таков деятельный отклик святых. Мы же, слу-шая или читая о них, обычно оставляем прочитанное за границами своей собственной жизни и тогда, в повседневном общении, неправильный механизм обращения с ближними, а в данном случае слышания их, становится нередко причиной тяжелых переживаний, больших и малых ссор. Фраза супруги, схваченная не так, как она в действительности прозвучала, а так, как я ее понял, порой рождает во мне бурю досады и раздражения. И лишь после серьезного разбиратель-ства выясняется, что я ее понял неправильно. С другой стороны нередки ситуации, когда такое разбирательство ни к чему не приводит, а лишь усложняет общение. Тогда со временем проявля-ется молчаливый супруг или супруга, несущий в душе боль непонятости и незаслуженно полу-ченного обвинения, и, одновременно боль за другого, не менее страдающего от неверного истол-кования услышанных слов. Эта, с обеих сторон переживаемая боль, приносит в семью напряже-ние отношений и унылую атмосферу. При этом приносит с собой, с одной стороны - состра-дающее ожидание и молчаливость, и бесконечную раздражительность - с другой.

Но есть иное. Каждый, кто был в общении с детьми, знает об этом. Это иное присуще де-тям. Вот ребенок слушает интересный рассказ взрослого. Распахнутые глаза, полуоткрытый рот. Ребенок в эти минуты принимает взрослого таким, каков он есть - целиком, без какого бы то ни было сопоставления с собой.

Интересно, что взрослые тоже умеют так слушать другого. Однажды психологи поставили скрытую камеру в зрительный зал кинотеатра. Шел фильм, пользующийся особым успехом у зрителей. Зал был переполнен. Когда затем пленка была проявлена и снятые кадры появились на экране в лаборатории, исследователи увидели поразительную картину. Десятки распахнутых глаз, полуоткрытых ртов и устремленных к экрану лиц. В эти минуты ни о каком сопоставлении не могло быть и речи. Все, что происходило на экране, принималось как целое. Подобное же ино-гда происходит в театрах, концертных залах, картинных галереях, перед телевизором, видео, при чтении книг. Происходит иногда, потому что не каждому режиссеру, не каждому автору передачи или книги удается с первых же минут общения увлечь зрителей, слушателей и читателей на-столько, что последние забывают о себе и безраздельно отдаются тому, что предлагают им с эк-ранов, с полотен картин или со страниц книг. В эти минуты человек не замечает, где и как вы-ключается механизм сопоставления, не замечает, потому что бывает увлечен.

Незабываемо состояние после каждого такого фильма, спектакля, передачи или книги. Что-то большое, бесконечно богатое, невыразимое словами несем мы в себе, всей душой испытывая состояние перерождения, становления себя другим. В эти минуты ни с кем разговаривать не хо-чется, одно только желание поглощает нас - побродить в уединении по пустым улицам, по ти-хим аллеям парков, посидеть в тишине комнаты. Удивительно, что в эти минуты с особенной силой начинаешь ощущать свою приобщенность к миру, сокровенную, благословленную Богом, глубокую связь с ним.

Мир дышит, благодатно живет. И это дыхание жизни чувствуется всею душою, каждой ячейкой сознания. В эти минуты понимаешь, что в твоей жизни произошло нечто значительное. Произошла встреча.

А в семье? Здесь состояние встречи знакомо каждой паре супругов. Когда-нибудь оно было пережито ими. Пережито не в опосредованном общении через книгу, экран или сцену, а в непо-средственной беседе друг с другом. Действительное слушание рождает сокровенную тональность общения. Разговор и беседа текут не из стремления себя донести, но из душевной щедрости собе-седников, глубокой расположенности их друг ко другу. Вряд ли сами они в эти минуты сознают, что с ними происходит. Напоенные чувством расположения, наполненности и востребованности друг в друге, они живут тончайшими переливами душевых движений. В эти моменты ни один из них не скажет, когда общение богаче - в молчании или в беседе. Они могут говорить на очень простые житейские темы и не в этом будет суть. Потому что суть в таких случаях заключается в истиной человечности ситуации слушания. Какая еще встреча может наполнять супругов столь же жизнеутверждающим чувством обретения целого.

Я не один. Нас двое. И мы одно. Доверительность другому и другого мне, тончайшая со-единенность во взаимоподдержке и чувство полной защищенности в мире - все это становится бесценным достоянием супругов в каждой такой беседе, в каждой такой встрече.

При этом в таком общении само слушание также проходит два этапа - воспитания и ос-мысления. Только воспринимаются здесь не части, а целое, и потому осмысливаются не части, но целое. В этом принципиальная разница общения самоутверждающегося, рождающего атмосферу соперничества, и общения расположенного, в котором каждый утверждает другого и в котором действительно и впервые рождается сотрудничество.

Братолюбием друг ко другу любезными быть, заповедует нам Апостол Павел (Рим. 12, 10). Святитель Феофан Затворник раскрывает апостольские слова в трех расположениях сердца, ко-торые необходимо обрести всякому христианину, тем более семьянину. Первое из них - "благо-расположение, или ощущение удовольствия от присутствия и общения с другим. Сим чувством указывается сердечный союз. Он же есть верный и самый тонкий свидетель и признак любви истинной, полной, зрелой. Кому неприятно быть с кем, в тех и любви нет: они разъединены.

Второе - благожелание. Оно - естественный плод расположенности. Оно изъявляется участием во всем, что касается другого, сочувствием тому, принятием к сердцу, с соответст-венною тому радостью или болезнованием, и порывами на помощь и содействие. Благожелание обнимает все движения доброго сердца для других.

Третье - благопопечение. Истинное благожелание услаждается благом другого и поры-вается на помощь и содействие нуждающемуся, почему рождает из себя деятельное и забот-ливое попечение о благе другого".

Супружество дает неиссякаемую возможность осуществления всех трех проявлений любви друг к другу.

Когда мы столь подробно всматриваемся в механизм человеческого общения, может воз-никнуть одно сомнение - не убьет ли такое исследование самую жизнь? Когда мы вступаем в общение с другим человеком, что-то очень серьезное и часто не сознаваемое происходит с нами. Оно происходит само собой, неизвестно как. Да и почти не бывает таких моментов, когда бы мы задумывались над происходящим, когда бы мы начинали искать причины наших радостных или горьких переживаний. А если кто-то предлагает задуматься, сразу возникает охлаждающее - зачем? Разве это плохо - полнота переживаний, и не это ли полнота и есть по-настоящему жизнь? А если мы начнем разбираться в причинах наших переживаний, не возникнет ли ощуще-ние сухости, объясненности каждого мгновения? Анализ убьет и иссушит полноту и богатство жизни. Придет скука и привязанная к ней тоска по непредсказуемому, зовущему необъяснимо-стью переживаний.

На первый взгляд эти доводы кажутся убедительными, но опыт жизненных впечатлений с годами рождает другое мнение. Однажды приходит понимание, что анализ бывает разный. На-пример, такой, который не только не выхолащивает жизнь, а, напротив, разворачивает скрытые, неизвестные до этого ее богатства. Возможно, это нельзя уже назвать словом "анализ". Это нечто другое - большее. Потому что в минуты, когда оно проживается, внутреннему взору открывает-ся беспредельное. С этого момента я не просто верю, что жизнь в своих проявлениях бесконечно глубока. С этого момента я это знаю.

Глубина общения человека с человеком, глубина взаимопроникновения зависит от многих факторов. И, тем не менее, во всяком общении ведущим фактором остается сам человек, его го-товность, его желание и умение выходить сразу на глубокое общение. Это не значит, что подни-маются трудные проблемы и высокие темы, требующие глубокого логического анализа или больших и серьезных обобщений. Разговор будет легким, пересыпанным шутками, неожиданны-ми ассоциациями, будет искриться доброй иронией друг над другом, неожиданным смехом, мяг-ко и незаметно переходящим в молчаливую сосредоточенность, а последнее снова прервано шут-кой, казалось бы, разбивающей наступившую серьезность, а на деле, уводящую собеседников от разговора о чем-то третьем, логически-рассудочном, возвращающую их в непосредственность общения друг с другом.

Не уровень темы, не глубина раскрытия проблемы определяют человеческое общение. Бо-лее того, и то, и другое часто не имеют никакого значения. Есть множество семей, в которых тема разговора не поднималась выше бытовой повседневности, не выходила за рамки домашнего хо-зяйства, работы и бедного ассортимента развлечений, которые есть, например, в отдаленных от культурных центров селах. И, тем не менее, они знают полное и глубокое общение друг с другом.

Бытует мнение, что богатство человеческого общения зависит от эрудированности, образо-ванности собеседников, от того, знают ли они или не знают современных художников, знакомы или нет с произведениями классики, следят или нет за ходом развития современной мысли, раз-бираются или нет в современной прозе или поэзии, в ведущих научных идеях и т. д.

Отсюда невольно формируется образ будущего жениха или невесты, умеющего вести бесе-ду на высоком одухотворенном уровне, начинается поиск такого общения, рождается желание самому стать способным к таким разговорам. Отсюда появляется стремление наполнить квартиру книгами, репродукциями, журналами, музыкой, техникой и т.д.

Но... квартира может быть наполнена удивительными творениями человеческого разума, сами супруги могут быть интереснейшими собеседниками в кругу друзей, на работе, просто на улице... Только не дома. Вся эта огромная информация, которую каждый из них содержит в себе и несет окружающим людям, оказывается совершенно не нужной в общении их друг с другом.

Чего-то другого, по человечески простого, ласкового и любящего хочется дома. Не нужно блистать эрудицией, не нужно глубоко разбираться в проблемах, нужно просто побыть в щедрых лучах человеческой заботы и внимания друг к другу.

Нужно хоть один час побыть в атмосфере душевного единства, взаимоподдержки, чтобы, вдохнув эту живительную силу человечности, нести ее другим людям. Тогда рождается чувство тыла, наполняющее спокойной уверенностью каждого из супругов. Лишь испытав, человек начи-нает понимать, какой укрепляющей силой обладает это чувство.

Есть такое выражение: жизненное пространство. Оно может быть пустым или наполнен-ным. Его нельзя наполнить информацией, оно наполняется только теплом человеческого участия. Обрести в семье душевное единство, значит прийти к заполненности жизненного пространства таким теплом.

Движение к душевному общению начинается с умения слушать другого. Можно выделить три уровня общения; информативный, человеческий и причинный - три уровня слышания.

Там, где присутствует стремление донести себя другому, люди неизбежно впадают в ин-формативное общение. В этом случае собеседник, обладавший своей индивидуальностью, как человек исчезает. Он становится для меня, грубо говоря, либо источником, либо приемником ин-формации. В обоих случаях во мне работает потребительский смысл. В первом мною стяжается информация, во втором - его расположенность ко мне и уважение.

Совсем иное на человеческом уровне общения. Здесь центральным, на чем сосредотачива-ется мое внимание, является состояние души собеседника.

…Она пришла с работы молчаливая, подавленная каким-то трудным, мучительным пере-живанием.

- Что-то случилось?

- Да так...

Около часа она молчала. Переоделась, наскоро приготовила ужин, позвала всех к столу. Тягостно тянулось время. Дети притихли, проглотив свои порции, убежали в комнату.

- Что-то на работе?

Она стала говорить. Со слезами в голосе, прыгая от фразы к фразе, путая мысли и не умея подобрать нужные слова. Странно, но в эти минуты не возникало требования к ней - говорить связно. Логичность и законченность речи были не важны. Волновало другое - ее переживания произошедшего. Не рассудком это улавливалось, но собственным расположением души. Тогда начинало слышаться каждое движение ее внутреннего состояния, сопровождающее ту или иную фразу, те или иные слова. И в ответ рождалось сострадающее участие, щедро наполнявшее каж-дое слово теплом и лаской сопереживания. Успокаивала ее именно эта одушевленность слов, а не сами слова. Только нам двоим в эти мгновения было понятно, насколько схваченное, уловленное нами движение человечности было больше, богаче и насыщеннее, чем все сказанное с обеих сто-рон.

Подобное же происходит с матерью, когда она склоняется к колыбели, где плачет и мечется ребенок, еще не умеющий говорить, но к чему-то зовущий свою мать. В сердечном напряжении, с мучительной тоской по чему-то, спящему в себе, мать приникает к ребенку и вдруг начинает по-нимать, всей собою знать, чувствовать, о чем он ее просит. Если вы ее спросите, как она поняла, она смущенно пожмет плечами или ответит прямо:

- Сердце подсказало…

Это не уклонение от ответа и не аллегория. Это правда. Без сомнения, это трудно понять там, где нет личного опыта такого переживания. Но многие матери это знают.

Быть в таком состоянии открытости на человеческое переживание - это и значит быть действительно слышащим другого. Тогда чуткость и внимание становятся естественными каче-ствами супругов. Никакими другими способами, кроме как научится слышать другого, воспитать их в себе нельзя.

Не себя нести другому, но другого услышать. Тогда не будет пропущена радость другого, а каждое движение горя и отчаяния будет замечено.

Годы совместной жизни приводят супругов к третьему уровню общения - причинному. Когда в каждом сегодняшнем состоянии, переживаемом одним из них, схватывается другим вся цепь причин и следствий, приводящих к тому, что происходит в душе первого. Многогранное знание друг друга позволяет супругам по каким то незаметным постороннему взгляду штрихам определять начало негативного переживания в одном из них и, упреждая, снимать его им одним известными способами, порой странными и наивными для окружающих, но всегда безошибоч-ными для самих супругов. Неторопливость, рожденная мудростью, всеохватным видением каж-дой ситуации становятся их свойством. Готовность к подстраховке без всякого специального на-пряжения и мягкие (полумысль, полуфраза, полунамек) способы этой страховки создают удиви-тельную атмосферу общения их друг с другом и окружающими людьми. Тогда каждый из них внутренним чувством улавливает в ежеминутном движении человеческих переживаний другого, ровный и спокойный поток жизненной мудрости, формировавшийся долгие годы и теперь несу-щий в себе опыт многих ситуаций. Чувство этого потока, движущегося в другом, рождает спо-койную уверенность за него. В каждом из них соединенное с бескорыстной преданностью друго-му оно дает непокидающее ощущение умиротворенного соприсутствия друг в друге.

В развитии от информативного общения к причинному уровню супружеских отношений и протекает жизнь семьи, правильно понимающей назначение своего союза.

Святитель Феофан Затворник ради таких отношений вменяет в упражнение и обретение каждым христианином целого ряда качеств, без которых и угодить Богу невозможно. Первое из них - "искреннее радушие, т.е. от сердца принимать всякого, чувствовать себя истинно осча-стливленным встречею с другим, радоваться ему от души.

Второе - любезность, т.е. надо сделать так, чтобы другому с нами было хорошо, чтобы он оживал в общении с нами. Для этого нужны сговорчивость, приветливость, ласка и просто-та. Противный сему человек есть тяжелый. И сам тяготится, и других тяготит.

Третье - скромность. Свои преимущества скрывать, напротив, другого возвышать над собою. Противная этому - педантство, спесь, чванство.

Четвертое - кроткое миролюбие. Ни сам оскорбляйся, ни другого не оскорбляй, а умей со-держать сердце свое в союзе с другими. Противны этому оскорбительность, вспыльчивость, гневливость, взыскательность, непримиримость.

Пятое - уступчивая тихость. Тихонравный не то, чтоб не любил истины, но, открывши ее, скромно уклоняется от упорной настойчивости там, где не совсем любят истину, ради не-нарушения мира, в ожидании благоприятнейшего ко вразумлению случая. Противны этому вздорность, неуступчивость, спорливость, бранчивость.

Шестое - истинолюбие. Откровенно и истинно выставляй вещи так, как они есть и как убежден. Лукавая ложь, обман, хитросплетение суть дела чисто бесовские.

Седьмое - благоразумное слово. Цель взаимообращения не одно удовольствие, а, главным образом, взаимное созидание во благо. Противно этому праздное пустословие, одни только шутки да остроты.

Восьмое - хранение тайн. При взаимном общении беспрерывная происходит мена мыслей и сведений. Для сохранения мира, что узнал, не переводи другому без нужды, особенно, когда это может быть вредным. Тот, кто передает кому-либо тайну, не только не благоразумен, но и есть и бессовестный предатель".

Труд над обретением истинных и глубоких отношений между супругами может спотыкать-ся на множество помех, центральная из которых - готовность слышать прежде всего себя, но не другого, превознесение значимости прежде всего своих общественных и профессиональных дел, но не дел другого.

Тогда порою после очередной ссоры вырываешься из дома, бросив жестко и веско:

- Хватит на сегодня. Мне некогда, - а сам переживаешь близкое к мукам совести и иду-щее из самих глубин души чувство собственной вины. Это чувство долго будет разрушать насту-пающее было состояние умиротворения в своих делах и забывчивость о нанесенной боли друго-му. И лишь однажды, в тщетных борениях с этим чувством, вдруг осознаешь, что именно оно и есть настоящее, истинное мое "Я", которого я не хотел слышать, но которое всегда было и есть во мне, полурастерянное и задавленное темпом моей жизни.

В погоне за результатами своих деяний я перестал слышать людей, я потерял чувство чело-вечности и теперь не понимаю уже, зачем и для кого предназначаю сами результаты своих дел. В эти минуты становится предельно зримым самообман - самооправдание, заключенное в форму-ле "я живу для людей". Внутреннему взору вдруг открывается убогая абстрактность такой жизни, порожденный не чем иным, как самоутверждающимся моим "Я", т. е. "Я", которое занято утвер-ждением себя в обществе (неважно в каком - в виде целого города или в виде малой своей груп-пы, в Церкви или вне Церкви). А потому этому "Я" дела нет до отдельных людей, которые это самое общество составляют. Члены же семьи в сознании такого "Я" могут и вообще выпасть за пределы всякого общества. Возникает бесчеловечная позиция, которая мною не сознается и пре-вращается во внутреннее, воспринимаемое как естественное (а значит нормальное) движение ме-ня самого: именно через утверждение себя над каждым отдельным человеком я могу утвердиться в обществе. Что я на сегодня и делаю.

Так проходит мимо меня множество людей. В том числе супруг или супруга, мои родители, дети. Не потому мимо, что так пожелали они сами, а потому, что я их не услышал. Более того, как-то и не думал, что услышать их можно…

Но каждый раз, когда близкий человек начинает что-то мне говорить, он делает это не по-тому, что сработал в нем какой-то механический переключатель. Каким бы информативным ни было его сообщение, рассказывая, он что-то переживает, как-то к этому относится. Как? Слышу ли я? Более того, он заговорил об этом не вчера и не завтра, а именно сегодня. Значит, есть этому скрытые причины. Слышу ли я их?

Движение к мысли, которую он высказывает сейчас, началось не теперь, много раньше. И было и есть оно не только движение мысли, а движение самого человека, его собственное станов-ление, отраженное в словах. Слышу ли я это живое движение каждый раз, когда вступаю в разго-вор?

А если слышу, вхожу ли в со-участие, в со-движение с ним? И не происходит ли в моем бе-ге по жизни бег вдоль и мимо живого, когда в общении с близким человеком обнаруживаю и го-тов видеть лишь вершинку айсберга. Все остальное, что сокрыто под водою и что составляет ос-новное содержание ледовой глыбы, скрыто и для меня, а часто мною и не подозревается.

Устремиться в слушание собеседника в каждом моменте общения с ним от информативно-го уровня к причинному однажды становится задачей первостепенной. С этого начинается работа по становлению человеческих отношений между супругами. Тогда приходит время, когда откры-ваются пониманию три принципиальных различия между сопоставлением и действительным слушанием.

Первое. При сопоставлении восприятие и осмысление происходят одновременно. Услышав первую мысль, высказанную собеседником, я немедленно начинаю сопоставлять с тем, что сам по этому поводу знаю. Одновременно я продолжаю внимать дальнейшему ходу мыслей собесед-ника, что-то уже упуская, что-то понимая по-своему.

Второе. При сопоставлении процесс осмысления частей по внутренней работе, производи-мой мною, есть то же сопоставление, в котором рассудок производит членение (анализ), сравне-ние с уже известным мне, проверку на логичность, обоснованность и прочие формально-рассудочные операции.

При слушании процесс осмысления целого - это уже не логические операции, это уже проживание. Я выхожу из кинотеатра и долгое время живу фильмом. Нет анализа, нет соотнесе-ния, нет рассудочного размышления. Происходит во мне что-то большее, которое включает в себя и то, и другое, и третье, но не ограничивается ими. Больше того, оно даже в основе своей не про-сто сумма этих проявлений работы сознания, это нечто совершенно иное. Здесь и переживание, и размышление, и сокровенное предчувствие разворачивается во мне не как объект моего исследо-вания, а как я сам. Именно поэтому проживание есть изменение меня самого, есть становление меня другим. Я не просто начинаю понимать, не просто себя сознавать, а реально и очень кон-кретно становлюсь другим, таким, который в жизни будет поступать так, а не иначе, потому что иначе поступать не может.

В одной колонии для несовершеннолетних преступников было проведено собеседование с подростками. Картина, которая при этом открылась, была парадоксальной. Оказалось, все коло-нисты знают, что такое "хорошо" и что такое "плохо". Нашлись среди них и такие, которые мог-ли не только дать определение "плохому и хорошему", но и развернуто доказать преимущество хорошего над плохим. Во время доказательства подростки увлекались, начинали говорить при-страстно и горячо. Вопрос "Почему же в реальных поступках, из-за которых вы попали в коло-нию, вы оказались не "хорошими", а "плохими"?" - заставал их врасплох. Они терялись, и в большинстве своем не находили что ответить.

Подобная картина открылась и в целом ряде воскресных школ и православных гимназий.

Причина чаще всего была в одном: "хорошее" не было ими прожито. Рассудочное осмыс-ление - это они прошли. Проживания не было. А вернее, то, что было проживанием, по содер-жанию было как раз "плохим". Я знаю детей, которые после просмотра фильма "Трактир на Пятницкой" долго жили впечатлениями от ловкости воровства, которую показал главный герой фильма Яшка. Захваченные сильным впечатлением, дети настолько активно жили фильмом, что неоднократно попадались на "живой краже", т.е. краже прямо из кармана или сумки. Все осталь-ные содержательные моменты фильма были ими просто не поняты. Вопрос "В чем смысл филь-ма?" ставил их в тупик. Вероятно, поэтому некоторые из них даже не помнили, чем фильм за-кончился. Один мальчик ради этого сильного для него момента фильма смотрел его девять раз, каждый раз приходя в восторг от ловкости кражи.

Из сказанного легко заключить, что слушание другого человека всегда выливается в глубо-кое проживание, которое отражается на всех поступках человека. В отличие от этого, сопоставле-ние, при всей видимости слушания собеседника, только утверждает меня в том, что уже есть во мне. Здесь развитие вымещается самоутверждением.

Наконец, третье различие. Оно заключается в длительности осмысления. При сопоставле-нии осмысление частей может продолжаться час, день, неделю, максимум месяц. Воспринятое анализируется, делаются выводы и на этом ставится точка. Часто же сопоставление прекращает-ся сразу, как только мы заканчиваем разговор с собеседником. Нам будто бы нет необходимости осмысливать то, что мы уже "осмыслили" в ходе самой беседы. Поэтому нередко мы вообще за-бываем содержание нашего разговора, либо сразу после завершения его, либо спустя некоторое время. А может быть иногда нам нет дела не столько до разговора, сколько до самого собеседни-ка?

Совершенно иначе обстоит дело там, где есть слушание. Здесь осмысление целого пределов во времени не знает. Услышанное целое - это всегда переживание встречи с человеком, откры-вающее в нем, ему и мне незнакомое. Открывающее лишь потому, что это незнакомое созидается в процессе самой встречи. Переживание новизны - это по сути переживание сокровенной спо-собности человека - движения творчества в общении. Именно последнее и остается в человеке на всю жизнь как вечный источник открытого и развернутого, обращенного к другому общения. Остается не как воспоминание, но как действительное движение души, творящей каждую новую встречу. Потому что целое само по себе пределов не имеет.

Иногда бывает, что двое после длительного тесного общения вдруг разъезжаются в разные города или просто перестают встречаться. Поссорились ли, обстоятельства ли жизни так сложи-лись. Разное случается. Проходят месяцы, годы и... странное дело - впечатление о человеке, ко-торого долго не видишь, меняется. Словно в озарении высвечиваются в памяти все новые и но-вые грани его образа. Раньше я их не только не видел, но и не подозревал их присутствие. Теперь на расстоянии вижу. Иногда перемена моего видения человека бывает столь сильной, что с како-го-то времени я начинаю искать с ним встречи. Искать встречи с новым, другим для меня чело-веком, не с тем, с кем я поссорился год или два назад.

Подобное же, но в виде мгновенного перерождения, происходит с нами в ту минуту, когда мы слышим известие о смерти близкого нам человека. В такие моменты каждый раз заново по-нимаешь, что целое бесконечно, что проживание целого пределов не знает.

"Этим оканчивается обзор того, - пишет св. Феофан Затворник, - как должно дер-жать себя христианину, как члену тела Христова, в союзе со всеми составляющими сие тело, на небе ли они, или на земле. Помнить только постоянно должно, что забота о сем союзе должна быть не ради его, а ради главной цели христианской деятельности - Богообщения в Господе Иисусе Христе; потому что и сама Святая Церковь, и как дом спасения, и как общест-во спасаемых, существует ради сего единого и потолику истиною является, поколику осуществ-ляет сие единое. Как в живом теле все члены, состоя в живом союзе между собою, пребывают соединенными и с головою - и даже потому живут союзно, что соединены с головою; так в теле Христовом все христиане прочно соединены между собою бывают только тогда, когда преискренне соединены с Господом. О сем молился и Господь: да вси едино будут: якоже Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в Нас едино будут (Иоанн,17,21). Христианская любовь есть прямая дщерь христианского благочестия и другого происхождения не имеет. Не дела одни спа-сают, а дух, приводящий в движение все дела. Дух же христианский происходит от Бога через Господа Иисуса Христа во Святой Церкви. Все, что теперь видится в христианстве, так сцеп-лено между собою, как звенья одной цепи".

Способ работы

Вот небольшой прием, который позволит многое увидеть в себе. Там, где будет действи-тельное стремление прийти к глубокому человеческому уровню общения, он позволит снять внутренние преграды на пути его достижения.

Для начала нужно выбрать один день в неделю или определенный час в течение каждого дня, и на всем протяжении выбранного времени соблюдать следующее правило.

Выслушав слова собеседника, отвечать ему, выдержав десять секунд молчания. В это время можно произнести про себя Иисусову молитву, можно просто помолчать. Это значит, после каж-дой реплики человека, с которым я разговариваю, независимо от того, из десяти или из одной фразы будет состоять его речь, я могу говорить лишь тогда, когда выдержу десятисекундную пау-зу. Как бы мне не хотелось немедленно парировать сказанное собеседником, я остаюсь верен правилу. Даже в том случае, если мне при таких условиях придется промолчать весь разговор, потому что собеседник ни разу не замолкнет более, чем на десять секунд.

Прием этот, при всей его внешней простоте, обладает большой внутренней силой. Много бессознательного откроется. Многое станет предметом Исповеди и Покаяния. Продолжитель-ность работы с этим приемом зависит от желания человека. Если не удается работать с ним три года, работайте год. Не удается работать год, живите с ним хотя бы полгода. А если и это не по-лучается, тогда уж как выйдет.

Важно только помнить одно условие. Любой прием или правило теряет основную долю своей прорабатывающей силы, если он отрывается от своего содержания - главного смысла, ради чего он применяется. Десятисекундная пауза без веры и без внутреннего стремления к чело-веку, без желания понять его состояние души, без соучастия ему, превратится в свою противопо-ложность - перейдет в черствое наблюдение себя и другого и установит в супружеских отноше-ниях атмосферу бессердечия.

Не в правиле дело - в устремленности к Заповедям Божиим и в желании Его воли.

Притча о двух деревьях

Как-то упало два семени в землю. Выросли из них два дерева. Одно было с широкой кро-ной, мягкой и богатой листвой. Всей поверхностью каждого листа своего купалось оно в лучах солнца. Незаметно для всех наполнялось его живительной энергией и раздавалось вширь. Каж-дому путнику давало оно прохладу. Каждому отчаявшемуся дарило радость и красоту своего цветения. Каждому жаждущему и голодному приносило сочные плоды свои.

Другое дерево вершиной своей устремилось к солнцу. Каждым тонким листочком узкой кроны своей жадно вбирало оно льющийся свет. Тень под деревом была длинной и немощной. Редкие цветы необыкновенной и строгой красоты прятались в листве, а плоды были столь вы-соко, что даже птицам не удавалось подняться к ним. Гордо, в холодном мерцании сверкающей листвы своей стояло оно над землей.

Люди приходили к этим двум деревьям и дивились. Оба дерева устремлены к свету, но устремленность разная. Оба дерева дали крону, но кроны разные. Оба дерева принесли цветы и плоды, но по-разному. Почему так?

А однажды, произошло землетрясение, разверзлась гигантской трещиной земля и люди увидели корни деревьев. Ветвистые, белые, розданные вширь и вглубь, переплетенные со мно-жеством корней трав, кустов, грибов, крепко держались в земле корни первого. Черные, черст-вые, вертикально уходящие в глубину прямым столбом, обнажились полностью корни второго дерева.

Поняли тогда люди, откуда разница в свойствах первого и второго деревьев.

Вздрогнула второй раз земля и сомкнулась трещина, поглотив второе дерево. Не удержалось оно.

Упражнения для самонаблюдения

Работа по сознанию своих состояний невозможна без испытания себя. Поэтому ниже пред-лагаются упражнения, которые позволяют начать такой труд. Где могут быть применены эти уп-ражнения? Там, где явственно схвачено в себе одно из приведенных здесь состояний или на-строений сердца. В этот момент важно остановиться, т. е. прекратить все внешние действия, и вслушаться в свое внутреннее состояние. Пока оно продолжается, нужно наблюдать, что проис-ходит во мне. Тогда в поэтапном наблюдении - от вопроса к вопросу - будут подняты неосоз-наваемые скрытые движения страстной души. Если такое сознание себя вскроет первопричины поведения, движение страсти ослабнет. Покаянием и Исповедью изгладится совсем.

Иногда в момент переживания состояния не удается справиться с собой, остановка и на-блюдение не получаются. Тогда самонаблюдение нужно сделать спустя некоторое время, по па-мяти, воспроизводя всю гамму переживаний пройденной ситуации.

Особенно важно дать действительный ответ на вопрос упражнения. Не бежать от вопроса к вопросу, не торопиться. Вскрывать все слои своего сознания от рассудочного уровня до уровня душевных движений.

Упражнение 1

Ближний провинился. Во мне обида - острое желание, чтобы другой признал свою вину, уговорил меня, утешил и эту мою обиду снял. Чувствую - даже не смотрит в мою сторону, чувствую даже не хочет что-то сделать в отношении меня. Начинаю ме-таться. Ищу, как ощутимее дать ему понять мою обиженность; надуваюсь и молчу - не помогает, пишу лютую записку и ложусь, отвернувшись к стене, тоже не помогает, вска-киваю, хватаюсь за посуду и гремлю ею, наконец, выбегаю из дома, хлопнув дверью - не могу я тут оставаться!

Вопрос 1. Почему суечусь, но не сознаю свое состояние? Почему не остановлюсь и не попытаюсь разобраться, что работает во мне?

Вопрос 2. Моя обида, - что это? Мудрое желание, чтобы он сам(а) увидел(а) причиненную мне боль или это требование, предъявляемое к нему (ней), а, значит, раздражение, нарастающая неприязнь, отторжение и желание закрыться от общения с ним (ней)? Требование, притязание, или попечение о нем? Если последнее - то где смирение, где мудрое, а, значит, спокойное наблюдение ситуации и готовность прийти к нему на помощь? Возможно, даже при том, что он виноват. Где желание "носить бре-мена друг друга"?

Вопрос 3. Я все больше закрываюсь или все больше готов(а) помочь ему? Погружаюсь в свои состояния или верою открываюсь навстречу к нему? Верю, доверяю ближнему или только себя люблю?

Контрольный вопрос. Действительно ли я задаю себе эти вопросы или просто читаю текст?

Упражнение 2

Вижу плохие действия ближнего. Во мне разворачивается движение глубокого осуждения.

Вопрос себе. Почему не движение милосердия?

Контрольный вопрос. Читая задание упражнения, вспомнил ли я состояние, о котором говорится или прочел о нем, как читаю в художественной литературе о настроениях героев?

Упражнение 3

Осознаю: ору.

Вопрос себе. Зачем ору?

Контрольный вопрос. Отвечаю ли я на эти вопросы или только вчитываюсь в них?

О чтении

Есть два способа чтения. Первый способ - книга читается подряд, без перерывов. Узнает-ся что-то новое, а что-то, давно известное, подтверждается. Какие-то отдельные части книги на-талкивают на размышления, другие не замечаются. В конечном счете, поглощается определенный объем информации. С этой информацией мысленно еще в процессе чтения я делаю самое разное; анализирую, разбиваю на части, сравниваю и сопоставляю с разными другими теориями и пред-ставлениями, с собственными, в том числе. Что-то я тут же принимаю, что-то отметаю, против отдельных частей у меня возникает раздражение, а в ряде мест это раздражение перерастает в неприязнь к самому автору. В дальнейшем с воспринятой таким образом информацией происхо-дит также разное. Я ее могу запросто передать другим, могу обменяться ею, могу утвердиться с помощью этой информации - в своей семье, в кругу друзей и сотрудников по работе. Разве не приятно видеть их полуоткрытые рты и слушающие лица? Не ради ли такого удовольствия от произведенного мною эффекта я так много читаю и так много слушаю других. Воспринятая та-ким образом информация, схвачена больше моей памятью, чем мною самим, она отторгнута от меня и содержится во мне лишь как знание, но не как опыт. Потому я и могу обращаться с этим знанием так, как мне хочется.

"Невозможно заслужить дар истинного знания, - говорит авва Нестерой, - тому, кто с намерением приобресть людскую похвалу, занимается чтением. Ибо кто побежден этою стра-стью, тот необходимо будет связан и другими страстями".

В другом случае, в прочитанном я с чем-то согласен. Прочитанное утверждает меня. Чувст-во уверенности и утвержденности рождается и усиливается во время чтения. Я на этом стою, это мое кредо, мое основание - это звучит во мне твердо. Невольно вспоминаются слова Максима Горького: "Человек - это звучит гордо". Или слова святителя Феофана Затворника: "Ты гово-ришь - я христианин, и успокаиваешься на этом. Вот первая лесть, которая отлагает тебя от заботы об укоренении в себе истинного христианства". В результате такого чтения, человек на-чинает надмеваться сам в себе воспринятым знанием. "В таком чтении, - говорит святитель Игнатий Брянчанинов, - будешь наполняться мыслями, неисполнимыми самым делом, возбуж-дающими бесплодную деятельность только в воображении и желании; дела благочестия, при-личествующие твоему образу жизни, будут ускользать из рук твоих". При таком чтении бу-дешь наполняться знанием, которое надмевает и не будешь обретать знания, которое просвещает. "Потому, - говорит авва Нестерой, - со всею осторожностью избегай, чтобы у тебя чрез упражнение в чтении, вместо света знания… не произошли качества, ведущие к погибели, от суетной гордости".

Другой способ чтения связан с внутренним проживанием прочитанного, не рациональным осмыслением только, а проживанием. Тогда в процессе чтения все больше начинает присутство-вать момент общения с автором, а само чтение становится уже встречей с ним. Как это пони-мать?

Книжное слово есть всего лишь застывший символ, в котором отображается устремление души человека или движение воспринятого им мира. Мы говорим: "становится". Чтобы понять это слово, нужно развернуть или начать разворачивать в себе-слушателе то движение, которое символизировано этим словом. Для одних людей это будет движение, сделанное человеком, встающим с пола на табурет: становится на табурет. Для других это будет изменение качества, например, цвет солнца - становится из желтого красным. Для третьих слово это развернет движение развития и изменения - становится человеком, либо в смысле перемены от худшего к лучшему, либо в смысле гордости, возвеличивания над собой или возвеличивания над людьми.

Слово, которое не рождает в слушателе движения, будет не понятно ему. С другой стороны, движение, которое разворачивается в человеке, может иметь разный характер.

Когда мы читаем книгу или слушаем речь, в нас возникает движение двоякого рода - либо как движение отдельного от меня предмета, либо как движение меня самого. Слово "преобразо-вание", отнесенное к человеку, в первом случае, развернется во мне в виде преобразования чело-века вообще или отобразит действительно совершившееся во мне преобразование меня самого. Во втором случае слово "преобразование" превратится для меня в действительное мое изменение. В первом случае произойдет информативное понимание слова. Во втором - его проживание. В первом случае будет чтение, во втором - встреча.

Если же человек выбирает последнее - встречу, тогда чтение для него становится напря-женной жизнью. Нет, это не проживание жизни тех, о ком он читает, это не вовлеченность в сю-жетное движение, предлагаемое книгой, и не сорадование героям, не соучастие, в них, что сплошь и рядом происходит при чтении художественной литературы. Это другое: в человеке ро-ждается собственное движение, движение самого человека. Читаемое в книге является всего лишь толчком к действительному преобразованию, изменению. В таких случаях им переживается не сорадость победному исходу сюжетного действия или прочитанного содержания, а радость от-крытия себя, обретения в себе того, о чем он прочитал. Не сопереживание горю и мукам героев, а потрясение, отнесенное к действительности собственных поступков и своих отношений с людь-ми, которые произошли или происходят в данное время в его настоящей жизни. Происходящее в книге связанно с жизненным опытом героев или автора книги. Происходящее в человеке, чи-тающем книгу, связано только с ним самим. Это его собственная жизнь начинает биться рядом с сюжетным движением или рядом с содержанием. При таком чтении-проживании, чтении-встрече, читать залпом невозможно. Если читать залпом и много, очень скоро обнаруживается, что проживание себя превращается в сопереживание описанным в книге ситуациям или содер-жанию. А это значит, что чтение-преображение перешло в информативное чтение и потеряло свой настоящий смысл. Поэтому чтение-встреча всегда непродолжительно и прочитываются при этом небольшие объемы, но, благодаря проживанию прочитанного, достигается сокровенная глу-бина и затрагиваются тончайшие уровни человеческого сознания.

Совсем иное происходит в сопереживании, когда мы можем прочесть за один день книгу в триста-четыреста страниц. С упоением, забыв об окружающих, пройти вместе с героями книги или с автором множество ситуаций: взлетов, падений, множество ярких и важных мыслей, и, в конечном итоге, достичь благополучного конца. Отложив книгу, долгое время после этого мы будем испытывать состояние удовлетворения от пережитой напряженности жизни. Увы, жизни не своей, а чужой. Своя при этом часто остается без каких-либо изменений. Только что испытав потрясение от лживого поступка одного из героев книги, я могу встретиться с близким мне чело-веком и солгать ему, не почувствовав ни малейшего смущения.

Как часто мы наблюдаем людей, плачущих во время просмотра фильма. Но закончился фильм, люди принялись за свои обычные дела, а душевности, сочувствия окружающим и близ-ким не прибавилось. Да и не могло прибавиться. Потому что во время фильма происходит в че-ловеке, в его эмоциях сопереживание героям, но не деятельное сострадание им. Сострадание мо-жет быть пережито лишь в реальной ситуации, не в фильме, и лишь с реальными людьми, как действительный отклик на боль другого. Правда, оно может возникнуть и во время фильма. Про-изойдет это в тот момент, когда события, происходящие на экране, всколыхнут в человеке его собственную ситуацию жизни и, отключаясь от фильма, он заживет ею.

Кто-то заплакал во время концерта симфонической музыки.

- Что с тобой?

- Да так вспомнила...

Кто-то, прочитав едва ли треть книги, оставил ее в сторону и ринулся завершать приоста-новленную работу или начал практически исполнять прочитанное в книге.

- Ты дочитал?

- Не мешайте. Главное сейчас здесь.

Включить движение преображения в самом человеке - в этом и заключается великое назначение всякой встречи, будь то книга, фильм, или просто другой человек.

Поэтому любое чтение может происходить двумя способами - как чтение и как встреча. Если читатель выберет последнее, тогда и данную книгу нужно будет читать не спеша. Действи-тельное преображение, изменение требует времени.

"Знание способа, - говорит авва Нестерой, - бывает двоякое: первое практическое, т.е. деятельное, которое относится к исправлению нравов и очищению от пороков, второе теоре-тическое, которое состоит в созерцании и познании сокровеннейших истин. Кто желает дос-тигнуть последнего, тому необходимо со всем усердием и силою сначала приобресть деятельное знание. Ибо эта практика и без теории может быть приобретена, а созерцательное без прак-тического знания вовсе не может быть приобретено". Поэтому при чтении настоящей книги ради упражнения или первого практического действия мы рекомендуем минимальный промежу-ток между чтением отдельных глав - одну неделю.

Возможно ли выдержать такой ритм? Возможно, если условие, поставленное здесь, принять как еще один способ работы над собой.

Интересен один факт. Там, где происходит постоянная работа над сознанием своих поступков, человек однажды начинает замечать, что чтение книг, то есть поглощение информации, сокращается и, в конечном итоге, наступает период, когда книги не открываются совсем. Богатейший материал для сознания себя начинает приносить ему повседневная жизнь. С этого времени с человеком происходит нечто удивительное. Не с помощью учебников, книг, теоретических монографий, но сам, через внутреннее открытие, через совершающееся в себе озарение, он начинает постигать скрытые смыслы происходящих вокруг явлений. Неожиданно для него приоткры-вается значения многих слов. По-иному начинает он видеть поступки людей. Многие законы фи-зики, химии, математики и биологии, которые воспринимались им раньше абстрактно, т.е. вне реальных жизненных процессов, вдруг наполняются конкретным содержанием - он начинает видеть их проявления в окружающем его мире. То же начинает происходить и с церковным зна-нием. Знание абстрактное становится действительным знанием, т.е. знанием живым.

Проходит время, и постепенно начинает возвращаться к человеку потребность в книгах. Но удивительно, чтение для него теперь включает и процесс преображения, его собственного разви-тия. Раньше содержание книги захватывало его целиком, и полностью увлекало, уводило в дру-гие миры, в другие судьбы, в другое время, в мечтательное рассуждение, в воображение. Теперь оно не только не уводит его из реальной жизненной ситуации, но, напротив, обостряет, усиливает восприятие действительно происходящего в нем, с ним и вокруг него, актуализирует то, что вос-принимается им еще смутно, заставляет более быстрыми темпами пройти процесс сознания той или другой собственной ситуации. В итоге, чтение становится тонким и ненавязчивым помощни-ком жизненного преобразования человека.

Тогда внутренней потребностью, влекущей к книге, становится для него не сам сюжет кни-ги, не сами знания, содержащиеся в ней, и, тем более, не фабула описанных событий, но тот тол-чок смысловой или эмоциональной переоценки себя, которую получает он из нее для собственно-го дальнейшего движения. Без этого толчка он чувствует, что происходит вращение на месте. То-гда иной раз достаточно прочесть две страницы текста, чтобы это запустило интенсивный про-цесс осмысления-проживания. Дело не в том, чтобы прочесть немедленно всю книгу, дело в том, чтобы не потерять при этом чувство собственного преображения.

Так, говоря о том, как надо читать Евангелие, святитель Игнатий Брянчанинов называет его "книгой жизни", и говорит, что "Надо читать ее жизнию. Научайся из Евангелия вере, что Господь, исцеливший больных, исцелит и тебя, если ты будешь прилежно умолять Его о исцеле-нии твоем: "На кого воззрю, токмо на кроткого и молчаливого и трепещущего словес Моих" (Ис. 66, 2), - говорит Господь. Таков будь относительно Евангелия и присутствующего в нем Господа. Для того, кто не решается на самоотвержение, закрыто Евангелие: он читает букву; но слово жизни, как Дух, остается для него непроницаемою завесою. Что пользы, когда человек смотрит (на книгу) телесными очами, общими у него с животными, а ничего не видит очами души - умом и сердцем? И ныне многие ежедневно читают Евангелие, и вместе, никогда не чи-тали его, вовсе не знают его. "Дондеже свет имате, - Евангелие, в котором сокровен Христос - веруйте во свет, да сынове света - Христа - будете" (Ин. 12, 36)".

А, говоря о чтении святых отцов, святитель пишет: "Отныне поступи в общение с ними. Нет ближе знакомства, нет теснее связи, как связь единством мыслей, единством чувствова-ний, единством цели. Сначала более занимайся чтением святых отцов. Когда же они научат тебя читать Евангелие: тогда уже преимущественно читай Евангелие. Многие, отвергшие бе-зумно, кичливо святых отцов, приступившие непосредственно, с слепою дерзостью с нечистым умом и сердцем к Евангелию, впали в гибельное заблуждение. Их отвергло Евангелие: оно допус-кает к себе одних смиренных".

"Итак, - говорит авва Нестерой, - занимаясь чтением с прилежанием, какое, думаю, вы имеете со всем усердием, спешите сначала вполне приобресть деятельное, т.е. нравственное познание. Ибо без этого нельзя приобресть теоретической чистоты, которую только те, ко-торые не от слов других учителей, а от добрых своих дел усовершились, после многих употреб-ленных трудов уже как бы в награду приобретают. Ибо приобретающие разумение не размыш-лением о законе, а от плодов дел, с псаломописцем воспевают: от заповедей твоих разумех (Пс. 118, 104). Итак, прежде всего старайтесь наложить на свои уста совершенное молчание, что-бы от суетного возношения не сделалось бесполезным усердие в чтении. Это есть первый шаг к деятельной науке (жизни)".

Здесь мы подошли еще к одному тонкому моменту, который связан со способностью чело-века отождествляться с привлекательной для него идеей. Например, идея добра, идея помощи людям, идея служения своему народу и всему человечеству. Идеи эти многогранны, значительны по содержанию и несут в себе глубокие, всепроникающие смыслы. Постижение этой глубины и многогранности может захватить человека, увлечь переживаниями открытий, дать ощущение проникновения в суть явлений и при всем этом увести его от действительного становления в себе доброты к людям. Человек будет много читать, знакомиться с интересными людьми, будет много говорить и рассказывать сам, горячо и страстно защищать главные постулаты идеи и не замечать того, что происходит в его собственной семье, в каком состоянии, в какой нужде и в ожидании какой заботы находятся близкие ему люди. Он может ринуться в служение идеи помогать дру-гим, всем вокруг, оставив на произвол судьбы мать, сестру, жену или мужа, своих детей.

Такой человек по содержанию идеи может знать все, более того, иметь в своей библиотеке все книги, какие только можно достать, купить, приобрести по близкому к ней содержанию. Но стоит начать с этим человеком тесное общение, как с первых же слов в разговоре почувствуется тонкая жесткость обращения, твердость и незыблемость формулировок, внутренняя устойчивость его самоощущения, граничащая с самоуверенностью.

Тогда возникает вопрос: Куда же девалось все обретенное знание, знание, из которого должно вытекать совсем другое?

Никуда не девалось. Оно стало знанием рассудочным, логическим, информативным. Чело-век знает все, но в действиях своих сам не есть это знание. К сожалению, мы часто идем по пути расширения знаний, но расширение сознания не происходит.

Сознание - это знание, которое превратилось в поступок.

Такое превращение возможно только через проживание знаний. Одного обретения любой суммы информации здесь, увы, недостаточно и поэтому, расширение сознания человека это все-гда его личное преображение, т.е. действительное движение, действительное становление его другим. Не в речах, но в поступках.

"Спеши, - говорит авва Нестерой, - лучше к выполнению прочитанных знаний, нежели к научению ими других. Ибо от этого учительства происходит гибельное тщеславие", т.е. не-обоснованное отождествление знания с собою, будто бы ты уже и есть это знание.

Отсюда чтение всякой книги неизбежно и для многих бессознательно предваряется вопро-сом: "Ради чего я прикасаюсь к ней?" В зависимости от решения этого вопроса и выбирается один из способов чтения - сопереживание фабуле книги или проживание себя, т.е. встреча еще и с собой.