Оксана, Оксаночка
В 1481 году Менгли-Гирей, один из первых крымских ханов, совершил разорительный набег на украинские земли, положив начало работорговли в Крыму. С тех пор и до XVIII века крымские мурзы и беи нередко совершали разбойничьи набеги на украинские, русские и польские земли для захвата добычи и ясыра - невольников. Полуостров стал крупнейшим международным невольничьим рынком. Центрами работорговли были Кафа (Феодосия) и Гёзлёв (Евпатория).
Спрос на невольников, особенно в Турции, был огромный: мужчин - на галеры или для ремесленных и сельскохозяйственных работ, а девушек и молодых женщин - для пополнения гаремов. Немало их оставалось и в Крыму.
Запорожские казаки совершали ответные набеги в Крым, вызволяя при этом из неволи своих соотечественников.
Оксана, Оксаночка, ох и хороша дивчина! Что и говорить - красивая! Много слов красота не требует. И так видно... Гей-гей, Оксана, Оксаночка, статная, сильная. Никто не может сказать, что видел хоть раз слезы на ее глазах. Слеза - это для слабеньких.
Черноусые казаки не вдруг заговаривали с ней. Не то, чтобы побаивались, но осторожны были. Куда девался металл и в голосе казаков. Голос их становился мягким, вкрадчивым, ласковым.
В жаркий день в селе тишина. Каждый прохлады ищет, от жары прячется. А Оксана коромысло несет с полотнами на реку - белить.
Гей-гей, Оксана, Оксаночка, если бы знала ты, если бы ведала - в ту пору не пошла бы на реку полотно белить. Не пошла бы, если б знала, что беда надвигается из степи далекой.
Вроде гром загремел. Оглянулась Оксана - небо чистое, откуда грому быть? Но все ближе, все ближе надвигался гул, а с ним и беда...
Налетела на село орда крымская, поднялся стон и плач, вспыхнули пожарища...
Не вздумай, Оксана, бежать назад в село, не в те руки попадут твои полотна, не твой милый будет носить твои белые сорочки. Да разве одни полотна. И тебя грязные руки заграбастают...
Так и случилось. Схватили людоловы Оксану. Ох, как отбивалась она, как кусала грязные пальцы! Не кричала, нет, только стонала от бессильной ненависти. Но связали сыромятным ремнем ей руки, набросили петлю на шею и потащили за собой...
Впереди пути-дороги страшные, выжженные села, кровавые шляхи. Назад оглянешься - горят хаты, горит счастье человеческое, горит честь девичья - все горит. Только одни мельницы по-прежнему машут своими огромными крыльями, словно прощаются.
Скрипят телеги, везут в чужие земли полоненных, везут хлеб, потом взращенный, везут добро, годами наработанное. Радуются татары: какое богатство досталось им, много дадут денег купцы!..
Вот и Кафа. Город, обнесенный высокой стеной, большие ворота, железом окованные. Ох, сколько несчастных прошло через эти ворота, с грустью-тоской оглядываясь, когда они закрывались...
Стояла Оксана на невольничьем рынке, гордая и прекрасная в своем скорбном гневе. Так хороша, что даже у торговцев телами человеческими язык к гортани прилип. Не расхваливали этот товар - зачем, и так видно. Такой красоты еще не было. Такой осанки еще никто не видел.
Вот и продана Оксана. Повезли ее в город - грязный, пыльный, будто сюда со всех гор смели мусор. Только в одном месте красовался пышный дворец - дворец хана.
Привели Оксану во дворец и оставили в комнате, где было много женщин. Не сразу поняла Оксана, что это и есть гарем. Решила: лучше не жить, покончить с собой.
Не трогали пока Оксану евнухи, не вели к хану. Ждали, пока ослабнет духом. "Будем кормить сладко, одевать красно, - сломится, не таких ломал гарем", - думали.
Шли дни - серые, тоскливые, один на другой похожие. Чем заняться в этих стенах Оксане, привыкшей к широким степным просторам, к яркому солнцу? Как много дарено было ей Богом, жизнью, только теперь оценила она по-настоящему. И милое сердцу село родное, и тихие вербы над рекой, и ясные зори на чистом небе, и задорный девичий смех, и задушевные песни... Украино, гей, гей, земля родная!
А Павло! Где ты, мой горицвет, козаче мой?
Пусть люди не могли сказать, где я - кто убит, а кто в плену. Но неужели сердце казачье, неужели оно молчит, не говорит тебе ничего?! Ведь какой он, ее Павло, знает Оксана. Знает его душу, гнев его великий, и очи огненные, и плечи широкие, и руки могучие! Знает Оксана: этот гнев поведет его по выжженным дорогам. Приди, родной, освободи из неволи! Только бы дождаться...
Все бывает на земле, все случается.
Привели как-то в гарем женщину - старую, сердитую, рослую - с товарами заморскими. Там и пряжа тонкая, шелка мягкие, там и кружева, каких еще глаза не видели, там и парча нежная, как дуновение ветра, чадра черная, желтая, синяя. Ох, какое женское сердце устоит!
Старуха товары раскладывает, да все на Оксану поглядывает. Все сгрудились вокруг торговки, осторожно откладывают, что кому понравилось. Лишь Оксана молча стоит в стороне, наблюдает. Вдруг что-то дрогнуло в ней. Велика ростом старуха, чадра сплошная на ней, лица не видно, лишь глаза поблескивают. Глянула в эти глаза Оксана - и замерла. Павло! Вот сейчас или смерть обоим, или волюшка...
Распродав все товары, торговка кивнула Оксане: иди, мол, кыз - девушка, значит, за мной, дам тебе самое заветное. Зашли за деревья, и евнухи впервые услышали, как засмеялась пленница. "Наконец, думают, оттаяло сердце у этой каменной, - нам легче станет".
Кряхтя и охая, взяла старуха корзину на плечи, прикрыв ее старым платком и, покинув гарем, поплелась по улице. Никто не остановил и чадру не поднял - грех великий.
Кто знает, сколько усилий приложил Павло и его друзья, пока достали товаров всяких, пока проникли в столицу ханскую. Любовь привела его в самый дворец ханский.
Свернувшись, сидела Оксана в корзине, не дыша. Ох, и гневалась она на себя, на свое тело крупное. Ей бы тоненькой быть, может тогда не гнулись бы так плечи казака.
Наконец вынес он корзину в далекий переулок, поставил на землю.
С гиком, с криком по пустому переулку промчались всадники, трое из них отделившись, приблизились. Татары! - застыло сердце у Оксаны. - Но речь родная, ласковая - наша!
Гей-гей, Оксана, Оксаночка! Вот и она на коне. Выпрямившись в могучий рост, вскочил на коня Павло - и помчались. Оксана в середине, всадники окружили ее плотным кольцом, скачут быстро-быстро.
Эй, скорее, скорее несите кони, все дальше, дальше. Вон туда, за гору высокую, за лесок зеленый. Скорей, еще скорей!
Вынесла всех сила молодецкая, удаль богатырская. Вынесли всех верные кони казачьи. Вот уже родные бескрайние степи, вот чистые воды и ясные зори...
Далеко позади остались высокие стены ханского дворца, свирепая стража, неумолимый гнев хана. Победила любовь верная и дружба крепкая, казачья.