Глава 5
Обратная дорога заняла у меня гораздо меньше времени, чем дорога туда: я обошлась всего одной ночевкой. Без приключений. Только вот спать на передних сиденьях оказалось совершенно невозможно, пришлось ночью вытаскивать часть коробок на дорогу и запихивать их под джип на случай дождя, а н джипе расстелить матрац и спальный мешок. Бабушка меня встретила, сияя от радости.
- Как скоро ты обернулась! Ах, Санечка, ты даже не представляешь, что ты для меня сделала, как выручила меня!
- Очень даже могу, я снабдила по крайней мере на год любимую бабушку любимыми ею макаронами.
- Любимыми макаронами? Да я их терпеть не могу!
- Вот те раз! Для кого же я старалась?
- Для людей, которые сами не могут купить себе макарон, но отчаянно в них нуждаются. Если бы я была здорова, я бы сама их теперь им отвезла, но придется просить, чтобы за ними кого-нибудь прислали.
- Бабушка, я могу их отвезти куда надо.
- Нет, детка, об этом не может быть и речи. Это слишком рискованно.
- Что ты, бабушка! Я многому научилась в этой поездке, даже управлять твоим джипом с помощью рулевого колеса. Почему ты считаешь, что я не могу доставить этот смешной груз куда надо?
- Потому. Давай рассказывай, как прошла поездка. Вообще-то, я и сама вижу, что совсем неплохо: макаро-ны ты привезла и потратила на дорогу почти вдвое меньше времени, чем это уходит у меня. И сама ты посвежела и даже немного загорела. Сейчас я поставлю чайник, и за чаем ты мне все подробно расскажешь.
Вскоре мы уже сидели за ее чайным столиком и я вела рассказ, а бабушка переживала, ахала и охала, а в неко-торых местах смеялась до слез, слушая мою повесть. Больше всего ее насмешила история с утренним пожаром в лесу и нападением диких птиц на мой джип.
- Глупышка! Неужели ты забыла, что такое утренняя заря и как поют птицы на рассвете? Это они ликовали, встречая солнце!
- Хорошенькое ликованье - когтями но железной крыше! Я едва от них унесла йоги...
- Ничего бы они тебе не сделали. Ты можешь завтра на рассвете выйти в сад и услышать то же самое. Только зарю ты навряд ли увидишь, ведь тут у нас так редко бывают солнечные восходы.
- Я еще не сошла с ума, чтобы бегать утром по саду. Но я могу это проверить в Реальности: выйду на рас-свете из нашего замка и посмотрю, как будут вести себя птицы.
- Могу тебе сказать заранее, так как это запрограммировано режиссерами вашей так называемой Реально-сти.
На это мне ответить было нечего, поскольку и вправду весь мир Реальности существует только благодаря ко-лоссальному количеству программ, составленных реалистами, в число которых вхожу и я скромный декоратор четвертой категории.
Меня удивила реакция бабушки на мой рассказ о том, как я гостила у Леонардо.
- До чего дошел этот мир, если итальянец проводит весь вечер с красивой девушкой, тупо уставившись в экран! Даже старик ди Корти не позволил бы себе такого!
- Уа, бабушка, ты попалась! Он на что-то такое между вами намекал. Он сказал, что его семья считает тебя его бывшей возлюбленной.
- А, вот в чем дело! Старый чудак действительно представил меня в этом качестве дворецкому, зная, что тот обо всем доносит настоящему хозяину, ли Корти-младшему. С тех пор дурак дворецкий всегда устраивает меня в "синей комнате" для гостей, в которой останавливались настоящие любовницы старика, когда он еще не был стариком; из этой комнаты потайная лестница ведет прямо в его апартаменты, но могу тебе поклясться, что мы с ним ею ни разу не воспользовались! А комната прелестная - вся синяя и золотая, с большой ванной...
- Нот как тебя, бабушка, принимают на вилле Корти; комната с золотом, с ванной и даже с потайной ле-стницей! А твою бедную внучку дальше гостиной и захламленной книгами библиотеки никуда не пустили. Меня принимали более чем скромно - меня постарались поскорее выставить.
- Ты знаешь, Ромео поступил очень предусмотрительно, отправив тебя к Леонардо: его сын и в самом деле человек опасный. Проще говоря, он - человек Месса.
- Разве не все мы люди Месса?
- Ну что касается меня, то я определенно нет, а вот ты... Но оставим это! Однако Леонардо здорово меня разочаровал.
- Что же, по-твоему, он должен был делать? Жениться на мне?
- Ухаживать за красавицей, развлекать се, говорить комплименты, раз уж она попала к нему в дом, а не пялиться па экран.
- Бабушка! Но ведь красавицей я была как раз на экране, а не в кресле рядом с ним! И он развлекал меня и говорил мне комплименты, пел и даже обнимал, если хочешь знать.
- На экране персоника, в какой-нибудь глупенькой Реальности.
- Конечно! Он же не сексуальный маньяк, чтобы приставать к девушке в жизни.
- О, Господи! Мне вас не понять!
- О, Месс! Я тоже тебя не всегда понимаю, милая бабушка.
Но я видела, что она мною очень довольна, а ее ворчанье и покалывания - это так, по укоренившейся традиции. Хотя она, конечно, и в самом деле хотела бы меня видеть с прической на голове, лучше всего из длинных волос, в цветной одежде и, может быть, даже с краской на лице: на фотографиях в ее многочис-ленных альбомах именно так выглядели красавицы в дни ее молодости. Но она забыла, с каким недоумением и осуждением смотрели люди на ее дочь-актрису, не боявшуюся публично демонстрировать психопатическую озабоченность своей внешностью и туалетами. Кстати, об одежде...
- Бабушка, ты знаешь, отчего я больше всего страдала в дороге?
- Понятия не имею, дорогая, но хотела бы узнать.
- От недостатка свежей одежды. Если мне еще придется ехать куда-нибудь при таких же условиях, мне надо брать по два костюма па каждый день: оказывается, я потею, а когда потею - воняю.
- Одежда - это не проблема.
- Очень даже большая проблема. Если я буду слишком часто браковать присланные костюмы и требовать замены, меня очень быстро уличат в обмане. Это тебе можно вольничать с одеждой, а мне присылают стандартную норму - семь костюмов в неделю.
-А нельзя дома носить один костюм по два дня и таким образом сделать запас на дорогу?
- Еще и дома не мыться и не переодеваться! Ты хочешь разводить на мне грибы, чтобы не ходить за ними в лес?
- Можно принять душ, а потом снова надеть тот же костюм.
- Совершенно невозможно! Сразу видно, что ты не носишь стандартных костюмов.
- Почему же не ношу? Я надеваю эту гадость, когда еду к врачу или по официальным делам, чтобы не объ-яснять каждый раз свои права. Но за макаронами я езжу в шелковом костюме имитирующем пластиковый. Хочешь взглянуть?
- Конечно, а вдруг он мне понравится? Бабушка прошла в комнату смежную со спальней, в которой у нее стояли большие зеркальные шкафы с одеждой и которая звалась "гардеробной". Я пошла за ней. Она открыла один из шкафов и сняла с полки свернутый зеленый костюм.
- Бабушка! Но это же стандартный костюм!
- А вот и нет. Потрогай!
Она развернула костюм. На вид он был как обычный: свободный комбинезон с накладными карманами на груди и на штанах, с откидным капюшоном и поясом, который можно было завязывать узлом спереди или сзади или совсем не завязывать. Этот рациональный и удобный костюм носят все планетяне (за ис-ключением русских, конечно, но Месс: кто знает, что они носят и как их вообще носит земля). Бабушкин костюм блестел так же, как блестят пластиковые костюмы, и по цвету он ничем от них не отличался, но когда я протянула руку и прикоснулась к нему, я сразу поняла, в чем тут разница: костюм был из нату-ральной ткани, а не из пластика, и чем-то напомнил мне роскошные занавеси на вилле ди Корти. Ламбре-кены.
- Это шелк, бабушка?
- О! А ты, видно, и впрямь неплохой декоратор, если сумела сразу определить. Да, это шелк, причем очень хороший, китайский.
- И это можно носить прямо на теле?!
- Конечно. Я же это делаю. Шелк не только красив и прочен, он легко стирается, почти не мнется, и, глав-ное, он гораздо полезнее для тела, чем этот пластик, из которого отливают стандартную одежду. Но только он надевается не па голое тело, как ваши пластиковые упаковки, а па белье. Ты еще помнишь, как ты носила бе-лье в детстве, Санечка?
- Очень смутно. Это ведь было так давно...
- Даже у твоей матери память была лучше. Надо бы тебе ее специально потренировать - стихи наизусть заучи-вать, например, или начать учить какой-нибудь иностранный язык.
- Бабушка! Ну какие сейчас могут быть иностранные языки, что ты!
- Мы же вот говорим с тобой по-русски.
- Ах, ну это просто домашний язык.
Меня всегда ужасно огорчало, когда бабушка начинала сетовать па мою плохую память. Я не могла сказать бабушке, что воспоминания детства были удалены из моего сознания для моей же пользы. Бабушка так не считала, она думала, что они с дедом сделали все, чтобы дать мне счастливое детство. Я знала, какова был а бы реакция, если бы она узнала о том. что я прошла адаптацию; она, с ее пеленой религиозностью и дикими представлениями о каких-то грехах, непременно во всем случившемся со мной в детстве обвинила бы себя, начала бы терзаться мыслями о том, что надо было дать моей матери денег на ее нелепые театрально-киношные проекты, но сохранить внучку. Она ведь не знала мою мать так, как узнала ее я! Никаких дедо-вых миллионов не хватило бы на затеи Софии Саккос, поскольку все они были обречены на провал. Ну ока-залась бы я в адаптационной школе на три или на пять лет позже, что это дало бы мне, кроме лишних терза-ний? Чем старше адаптируемый, тем тяжелее он переносит процедуру очищения памяти, некоторые даже умирают или сходят с ума. А так все получилось прекрасно: я и к современной жизни приспособилась, и ба-бушку, н конечном счете, не потеряла. Поэтому я улыбнулась и спросила:
- Бабушка! А можно мне примерить этот костюм? Мне интересно, как я буду себя чувствовать в одежде из при-родной ткани.
- Бога ради! Может быть, ты вспомнишь, как носила в детстве разноцветные платьица и костюмчики из натураль-ных материалов. Тогда у тебя была такая упругая, здоровая кожа...
- У меня и сейчас абсолютно здоровая кожа, я ведь каждый день смотрю на индикатор здоровья, когда при-нимаю душ.
- А ты посмотри в зеркало на свое тело, когда ты без одежды.
- Уау! Стану я глазеть на голую женщину! Я не извращенка.
- Конечно, не станешь. У вас вместо зеркал - персоники, ваши кривые зеркала, в которых вы видите и показы-ваете другим не себя, а мечты о себе.
- Бабушка, ну как же ты не понимаешь! В Реальности, которую человек для себя избирает и изменяет по своему желанию, он как раз и выявляет свою сущность, свое подлинное "я". Вот поэтому мы не придаем значения ни одежде, ни своей внешности на грубом уровне действительности.
- И поэтому ходите вес одинаковые, как оловянные солдатики, в зеленой защитной униформе, острижен-ные наголо и почти лишенные вторичных половых признаков. Ты только взгляни в глаза современных лю-дей, особенно городских! Они обращены либо внутрь себя, либо на экран персоника. Они не смотрят ни на окружающий мир, ни на себе подобных, и потому в них отражается только глубочайшая внутренняя пустота. Впрочем, в твоих глазах ума и жизни все-таки побольше, чем у других. Гены, детка, непобедимые гены! Не знаю и не хочу знать, кто был твой отец, по твой дед был очень сильной и богатой личностью.
- Я знаю, он был сказочно богат до Катастрофы, но при чем тут гены?
- Я говорю о другом его богатстве. Верой и добротой Илиас Саккос был еще богаче, чем деньгами, именно поэтому его деньги творили добро. За исключением тех, которыми я выкупила у Месса свою независи-мость, но и эти деньги, даст Бог, в конечном счете, послужат Богу.
- Каким образом деньги, отданные Мессии, могут послужить твоему Богу?
- Хотя бы тем, что моя свобода, выкупленная па них, служит Иисусу Христу, настоящему Мессии.
- Милая бабушка, в этом я ничего не понимаю, а потому и рассуждать об этом не хочу. Так что ты там го-ворила о белье! Сколько же всего должны были себе шить бедные женщины в прошлом!
- Бедные не шили - они все покупали в готовом виде. Шили себе одежду, а тем более белье только очень богатые женщины, но, конечно, не сами, а у хороших портных. Я и сейчас донашиваю то, что было когда-то куплено и сшито за большие, очень большие деньги4 если ты вздумаешь когда-нибудь вернуться к нормальной одежде, моих запасок хватит и на твой век.
- Дед тебя баловал, бабушка?
- Очень!
- А меня?
- Еще больше. Ты разве не помнишь, как ты его звала "добрый дедушка Фей"?
- Помню. А почему я его так звала?
- Потому, что он тебя баловал и осыпал подарками, как добрая фея Золушку. А он тебя звал "моя Санд-рильона".
- Золушка и Сандрильона - это ведь одно и то же, это на планетном будет Синдерелла?
- Не на планетном, а на английском. Но вернемся к нашим баранам, а вернее, к их шерсти, а также к шелкам и хлопку. Не хочешь поносить что-нибудь из нормальной одежды?
- Но я ношу абсолютно и идеально нормальную одежду! Бабушка, стандартный костюм планетянина разра-батывался целый год комиссией из ста специалистов, неужели ты думаешь, у пего есть недостатки?
- Да. И первым из них -он уродлив на вид.
- Может и так, но это как раз не имеет значения. Любая современная женщина может одеваться не хуже, чем ты одевалась в прошлом и без всякого мужа-миллиардера: выйдя в Реальность можно мгновенно принять любом облик и нарядиться в какой угодно наряд. А вам приходилось одежду выбирать, заказывать, а по-том еще следить за ней... С ума сойти, сколько хлопот!
- Представь себе, Санька, большинство из нас от этих хлопот получал о огромное удовольствие. Я вот только гладить не любила.
- Гладить? - Я провела руками по своим бокам. - А это еще зачем?
- Гладить одежду надо было не руками, а утюгом, и не на себе, а на специальной доске. Боюсь, тебе этого тоже не избежать, если ты захочешь пользоваться в дороге моими костюмами. После стирки их надо обяза-тельно прогладить утюгом.
- Что такое стирка, я видела в Реальности. И этого никак не избежать?
- Ты избежишь. Стирать шелковые вещи я буду сама, тебе я шелк никак не доверю. Разве что белье...
Бабушка открыла другой шкаф, за дверями которого оказались полки, доверху набитые стопками изделий из ткани в основном светлых тонов - розовых, персиковых, голубых, но больше всего было белого белья. Впрочем, па одной из полок лежали исключительно черные вещи. Порывшись на полках, она извлекла не-сколько вещиц.
- Вот это майка. Сюда просунешь голову, сюда - руки, а потом натянешь на тело. Это трусики, их наде-вают через ноги. Одевайся здесь, а я выйду, чтобы не смущать тебя.
Оставшись в гардеробной одна, я сбросила костюм, неуверенно взяла в руки майку и тут, нечаянно повер-нувшись к большому зеркалу па дверце шкафа, вдруг увидел а свое отражение. О мой Месс! Это какое-то кривое зеркало! Никак не может быть, чтобы это страшилище была я! Ничтожные обвисшие груди, тор-чащие ребра, впалый живот, руки-прутья и ноги-палки... И все это какого-то трупного, серого цвета! Я вскрикнула и закрыла глаза. Затем открыла их и машинально сосредоточилась, чтобы откорректировать свой облик на экране зеркала. Но обруча у меня на голове не было, а зеркало на мои мысленные усилия никак не реагировало: мой вид был все так же безобразен и жалок. Я закричала:
- Бабушка, бабушка, поди скорей сюда!
Перепуганная бабушка, стуча своей железной ногой, приковыляла в гардеробную. Она увидела меня без одежды, но никак на это не среагировала.
- Что случилось, детка? Я продолжала тупо глядеть на свое отражение, и по моему лицу потекли слезы.
- Бабушка, бабушка, почему у меня такие тонкие ноги и руки?
- Ах, вон что! Потому что ты мало двигаешься. Это атрофия мышц.
- Бабушка, бабушка, а почему у меня такая серая и вялая кожа?
- Потому что ты не даешь ей ни воздуха, ни солнца, ни чистой воды. Это у тебя анемия.
- А почему я такая тощая?
- Плохо ешь и всегда плохо ела, Санечка. Надо есть не гнусную кормежку из пластиковых коробок, а нор-мальную пищу, приготовленную из натуральных продуктов на живом огне.
- Бабушка! Я не хочу, я не могу быть такой противной! Это мерзость - быть такой!
Скажи, ведь это не навсегда, это можно как-нибудь исправить?
- В первую очередь надо одеться, чтобы не простудиться. Твое тело еще не приспособилось к свежему воз-духу.
Я быстро, стараясь не глядеть в сторону зеркала, надела белье, а затем шелковый зеленый костюм. В зер-кало я больше не смотрелась, но бабушка сказала, что в пяти шагах не разобрать, настоящий это костюм или натуральный. Потом она повела меня поить чаем и утешать.
- С тобой ничего страшного не произошло, все это вполне поправимо. Все вы такие. Вы ведете нездоровую жизнь, а потому и выглядите как дистрофики. Но взгляни на свое лицо, не бойся, вот тебе маленькое зер-кало. Да взгляни же! Видишь, лицо у тебя гораздо моложе и здоровее остального тела. А знаешь, почему? Потому что ты его не упаковываешь в пластик. Да еще твоя поездка в горы и пребывание, пусть и недолгое, на солнце пошли ему на пользу - оно загорело и порозовело. Сколько часов ты провела вне машины, как ты думаешь?
- Часов пять, я думаю. Переход через Альпы в тумане, погрузка макарон, ну и по мелочи...
- А теперь скажи мне по честному, за год обычной жизни ты проводишь столько времени на воздухе?
- Конечно, нет! Если мне нужно куда-нибудь поехать, я спускаюсь в гараж и сажусь в свой мобиль. Иногда, если на каком-то официальном "Титанике" нет гаража, я паркуюсь прямо на причале, но все равно под открытым небом я нахожусь минут пять-десять, не больше.
- Вот тебе и разгадка серой кожи.
- Но как же так! Я два раза в день становлюсь на площадку диагностика в комнате гигиены и смотрю на индика-тор здоровья. Он сразу выдает сигнал, если у меня что-то не в порядке, и номер лекарства, которое надо найти в аптечке и принять. У меня набор из девяти лекарственных средств, который я получила из Меди-цинского центра, я ведь обследуюсь раз в год. И обычно диагностик показывает, что у меня все в порядке, разве что иногда бывает пониженное давление или нехватка витаминов и микроэлементов. Я сейчас же принимаю все что нужно и через несколько минут вижу на индикаторе, что все уже в норме.
- Тут, моя милая девочка, встает вопрос, а какова теперь эта норма? Пятьдесят лет назад ваша норма счи-талась бы признаком какого-то злокачественного заболевания, например синдрома хронической усталости, СПИДа или рака.
- Это ужасно звучит.
- Ужасно было, что ты сама себя не видела. Но теперь, когда глазки у тебя открылись, все можно изменить к лучшему. И главное здесь не внешность, а здоровье.
- А с чего надо начинать, чтобы стать другой?
- С твердого решения добиться этого. Вот ты простояла несколько минут перед зеркалом совсем го-ленькая и ведь не умерла от этого?
- Чуть не умерла!
- От шока, а не от простуды. Вот и начни с малого: попробуй хотя бы по пять ми-пут в день ходить по сво-ей комнате в трусах и майке, выпусти свое тело из этого отвратительного пластикового мешка. Хочешь, я подберу тебе одежду, чтобы ты здесь, у меня в гостях, могла ходить по-человечески?
- Я думаю, стоит попробовать...
- А сперва хорошо бы тебе начать выходить на воздух каждый день, постепенно увеличивая время пребывания на свежем воздухе. Начни гулять по лесу, лежать на траве, купаться в озере...
- Бабушка, там же рыбы!
- Ну и что? Рыбы тебя не съедят, это ты их ешь. Можешь помогать мне в огороде и в саду.
- Ох, бабушка! И тогда я стану красивой, как в Реальности?
- Я полагаю, да. Ведь я и твоя мать, мы обе, в твоем возрасте были красивыми и здоровыми... А чего это ты ежишься и чешешься?
- Воздух проходит сквозь одежду и царапает меня.
- Чушь! Просто твоя кожа не привыкла к нормальной одежде. Ничего, привыкнет.
-А еще мне холодно. Ноги совсем замерзли.
- Ах, да! Я забыла предложить тебе колготки.
Колготки - это такой полукомбинезончик для ног и выше, немного тесный, но растягивающийся прямо на теле. В колготках стало гораздо теплее. По настоянию бабушки я целый час проходила в этой странной одежде, привыкая к ней.
На другой день после обеда, когда воздух прогрелся, я вышла из дома в бабушкином шелковом халате и не-много погуляла в таком виде по саду, ('легка кружилась голова, я немного мерзла, но в общем мне это даже понравилось. Правда я все время радовалась, что бабушкин остров такой уединенный и никто меня не видит. Купаться в озере я, конечно, не стала, но отважилась ополоснуть в нем руки и лицо, внимательно следя за рыбами: их было много, и они подплывали совсем близко к берегу; принимая меня за бабушку - она их под-кармливает вареной картошкой и кашей.
А еще через два дня была проверка моего нового костюма. Мы были заранее предупреждены о визите меди-цинской сестры и основательно к нему подготовились. Бабушка лежала в сноси постели, демонстрируя слабость и неподвижность. В присутствии медсестры я самостоятельно сделала ей укол, и та сказала, что у меня это получается вполне профессионально: теперь она спокойна за свою самую старую пациентку и без осо-бого вызова навещать ее больше не будет. Спросила, чем я ее кормлю и как развлекаю. Пришлось соврать, что я заказываю для бабушки диетические пакеты с едой, а развлекается она сама с помощью персоника.
- Ей нельзя будет еще месяца два вставать с постели, а потом мы начнем заново учить ее ходить, если, конеч-но, не случится осложнений и не встанет вопрос об эвтаназии.
- Какая может быть эвтаназия! У моей бабушки первая степень Почетной старости, она имеет все льготы и в том числе право на долгожительство.
Тут приветливая сестра нахмурилась и процедила недовольно:
- Мне это известно. Но почетная старость не исключает права на добровольный уход из жизни в случае тяжелой инвалидности, и моя обязанность предупредить вас о такой возможности.
- Большое спасибо, вы уже предупредили, - прошипела я в ответ.
Но бабушка! Бабушка прошелестела слабеньким голоском:
- Благодарю вас, сестра... Мы с внучкой непременно обсудим эту прекрасную возможность моего безболез-ненного ухода из жизни, как только возникнет необходимость. А сейчас я очень устала и хотела бы уснуть...
Сестра удалилась. Проводив ее и убедившись, что она покинула наш остров, я вернулась к бабушке. Она уже скакала по комнате, позвякивая своей железной ногой.
- Она даже внимания не обратила на твой костюм, Санька!
- Сука она! Вампирка и дракониха!
- Ты чего на нее взъелась? Из-за предложения об эвтаназии? Глупенькая, это же ее обязанность. И не она установила этот закон, его еще в начале тысячелетия начали принимать одна страна за другой. Тогда многие врачи и медицинские сестры скоренько на этом разбогатели.
- Эвтаназия была такой дорогой?
- Нет. Под видом эвтаназии они устраняли за деньги неугодных кому-то людей, стоило тем попасть в больницу хотя бы с воспалением аппендикса. Надеюсь, что эта медсестра действует бескорыстно, но допускаю, что ей подсказали сделать мне предложение об эвтаназии.
- Бабушка! Ты никогда не умрешь!
- Таким способом - нет. Самоубийство - это великий грех перед Богом, непростительный грех. А вообще, я, конечно, умру, как и положено всем людям.
- Бабушка!
- Но возможно, что ни мне, ни тебе умирать, вообще не придется. Все идет к тому.
- Не понимаю...
- Может быть, мы не умрем, но изменимся.
- Как это?
- Как предсказано в Писании. Но это слишком сложно для тебя, ведь ты в Бога не веруешь. Давай-ка луч-ше делать гимнастику. Ну-ка, руки в стороны, руки вверх, хлопок над головой! Раз, два, три, четыре!
И бабушка принялась муштровать меня, заставляя наращивать мускулы. Она взялась за меня со всей свойст-венной ей решительностью, и у меня почти не оставалось свободного времени, чтобы погрустить о своих покинутых реальных друзьях.
Утром я вставала теперь рано, как бабушка, вместе с солнцем. Я накидывала на голое тело старый бабушкин халат, обрезанный до колен, хватала ведерко и босиком по еще холодным плиткам садовой дорожки бежала к озеру. На берегу я сбрасывала халат и заходила в воду по самые щиколотки, набирала ведерком воду и трижды обливалась с головой. Каждый день, набирая первое ведро воды, я думала: "Нет-нет! Сегодня я не смогу! Только не сегодня!", но я оглядывалась на дом и видела в распахнутом окне второго этажа бабушкино лицо и поднятую руку. Я знала, что она ждет, чтобы перекрестить меня, когда я, наконец, решусь и выплесну на себя эту ледяную воду. Зачем она это делает, я не понимала, но, видя в окне ее улыбающееся лицо, я пре-одолевала малодушие, поднимала ведро над головой обеими руками и... Уау! От холода у меня перехватыва-ло дыхание, хотелось кричать от отчаянья и обиды - за что такие муки, к чему такие подвиги?! Но я не да-вала себе передышки и сразу же обливалась второй и третий раз. Отбросив в сторону пустое ведро, я хватала полотенце и бешено растирала им все тело. И мне становилось... жарко! Кожа пылала, а изнутри будто выры-валась какая-то сила и наполняла все тело радостью и желанием двигаться. Я надевала халат и бежала по до-рожке вокруг озера. Потом, подхватив ведро, я бежала в дом, где бабушка ждала меня с завтраком. Я тер-пеливо ждала, пока она прочитает молитву, а потом набрасывалась на еду. Если раньше бабушка как-то счита-лась с моими привычками в отношении еды и разрешала мне заказывать стандартные упаковки, то теперь она настояла, чтобы я ела все то же, что и она. Еда была крайне примитивная, без пищевых добавок, и в первые дни у меня даже болел от нее живот, но через неделю я к ней привыкла и уже без отвращения съедала тарелку кати, которую бабушка готовила на маленькой плитке прямо в своей спальне. Потом я съедала вареное яйцо с куском черного хлеба и выпивала стакан сока. Вместо привычного энергетика бабушка давала мне кофе со сгущенным молоком. Сама она пила очень крепкий черный кофе, по мне его не разрешала даже попро-бовать, уверяя, что мое ослабленное сердце такого испытания не выдержит.
Вы думаете, после завтрака она давала мне отдохнуть? О, нет! "Сыта сама - накорми животных!" Я шла кормить кур в вольере и рыб в озере. Рыб кормить было просто: стоя па берегу, я ложкой брала из миски ка-шу, оставшуюся от завтрака, и кидала ее прямо в воду, а рыбы сплывались со всех сторон и жадно ее по-едали. С курами было сложней. Сначала я долго боялась входить в вольер: стоило мне войти к курам, как они бросались ко мне и, казалось, пытались расклевать меня вместе с зерном, которое я им бросала из ведра. К курам я продолжала испытывать брезгливость, особенно когда собирала в гнездах из соломы еще теплые яйца. За то время, пока бабушка была на острове одна, они нанесли кучу яиц в свои гнезда и уселись высиживать новых кур - цыплят. Бабушка велела мне убрать яйца из всех гнезд, кроме двух, а все остальные отне-сти в лес и оставить там: "Нам с тобой есть их уже нельзя, а в лесу найдутся любители". В двух гнездах я оста-вила по двадцать одному яйцу и больше к ним не подходила: будущие куры-матери уселись на них и норовили клюнуть меня, если я подходила слишком близко. Остальные несли ежедневно по яйцу, и эти яйца следо-вало собирать, относить в дом и укладывать в холодильник. После кормления животных я долго отмывала руки дезинфицирующим раствором, хотя бабушка и посмеивалась надо мной: "Ты же работаешь в перчатках!". Но тут уж она ничего не могла со мной поделать.
После кормления животных я шла в сад, где у меня было выбрано укромное местечко, расстилала прямо на траве большой кусок пластика, па него клала одеяло, а сверху чистую простыню, потом раздевалась и ложилась загорать, тревожно следя за тем, чтобы на меня не села какая-нибудь муха. Такое случалось, и тогда я бежала в дом и принимала душ. Не водяной душ, а более надежный - аэрозольный, с добавкой дезинфекции.
Потом я шла в кухню и готовила обед для себя и для бабушки. Это было очень, очень трудно! Если бы она не руководила каждым моим шагом, сидя тут же в кресле-каталке и держа в руках поваренную книгу, мы бы с ней отравились блюдами моего приготовления. Но постепенно я дошла до того, что научилась даже печь нам на завтрак "русские оладьи", а на обед готовить "русские щи". И только от макарон бабушка решительно отказывалась, хотя я уверяла ее, что запомнила, как их готовил Леонардо.
Понемногу бабушка учила меня работать в огороде, но это было так сложно, что я предпочитала не вни-кать в тонкости, а просто исполнять то, что она мне поручала, - вес равно не понять, если не иметь специального образования. Если бы выбор был за мной, я бы предпочла получать питание по индексу, а не мучиться с выращиванием овощей на грядках. Но бабушка уверяла меня, что ничто так не сохраняет здоровье, как работа на земле, и как было ей не поверить, ведь она сама была тому лучшее доказательство! И я копала грядки, сажала овощи, полола и работала в теплице до седьмого пота!
Была у меня еще одна небольшая нагрузка. Иногда бабушка предупреждала меня, что мы ждем гостей. Приезжали какие-то люди, разговаривали с бабушкой наедине, а потом я шла с ними в гараж, открывала салоп джипа и вы-давала им одну или несколько коробок макарон. Эти же люди увозили от нас яйца, рыбу, овощи и банки с вареньем - много всего. Чем они расплачивались с бабушкой, я не знаю. Со мной они не разговаривали. Я догадывалась, что это члены какого-то тайного общества любителей натуральных продуктов, а потому ба-бушку ни о чем не спрашивала: сочтет нужным - сама расскажет.
Каждый день перед сном я заходила в бабушкину гардеробную, раздевалась и смотрела на себя в зеркало, про-веряя, насколько я похорошела за этот день. Иногда мне казалось, что ничего не меняется и я остаюсь все той же анемичной девицей, но когда я взяла один из стандартных костюмов, которые продолжали исправ-но поступать ко мне каждую неделю, и попыталась его надеть, он лопнул по всем швам. Это была победа! Я тут же заказала себе другой размер, на два номера больше, с запасом, а все костюмы, которые стали мне малы, побросала в утилизатор.
- Бабушка, - спросила я как-то за вечерним чаем, - у тебя сохранились твои вечерние туалеты?
- Конечно!
- И у тебя найдется что-нибудь на мою фигуру?
- Определенно найдется. Мы займемся этим завтра и наверняка подберем что-нибудь подходящее. Жаль, что у тебя еще не отросли волосы, я бы хотела сделать тебе красивую прическу. Но у меня есть парики...
- Нет, никаких париков! Я хочу быть естественной.
Я стеснялась сказать бабушке правду о том, для чего мне нужен был наряд, похожий на те, что я носила в сво-ей рыцарской Реальности. А правда была в том, что теперь, когда я почувствовала себя здоровее и ближе к природе, меня стали угнетать воспоминания о моей реальной женской холодности. Еще до перехода в ры-царскую Реальность я это заметила и считала, что виной всему сексуальная распущенность тех миров, в ко-торых я пыталась жить. Большинство Реальностей были именно такими - призванными удовлетворять сек-суальные фантазии участников. Но позже, уже на последнем курсе в колледже, один из преподавателей объ-яснил мне, что эти фантазии свойственны человеку только в зачаточном состоянии, и чтобы иметь высокий спрос на такого рода продукцию, их надо развивать у потребителя с детства. Я уже много раз говорила, что у меня было неправильное детство, и похоже, что в мое подсознание просто не был вовремя заложен доста-точно высокий сексуальный интерес. Я и свою Реальность в конце концов выбрала за то, что отношения между мужчинами и женщинами носили в ней романтический характер, допускавший возможность пла-тонических отношений между мужчиной и женщиной. Но кроме меня все остальные обитатели нашего зам-ка все-таки занимались любовью, выбирая и меняя партнеров по вкусу. И только я была девственницей не толь-ко в жизни, как большинство девушек моего возраста, но и в Реальности. Меня тревожила недавно при-шедшая " мою голову мысль о том, что моя сексуальная заторможенность была вызвана подсознательным знанием о своей природной непривлекательности. Мне очень хотелось теперь, когда я так изменилась, проверить это и, если представится возможность, распроститься, наконец, с постылой девственностью. В Реальности, конечно. Для этого мне и нужен был вечерний туалет моей бабушки. Весь следующий день бабушка почти не покидала гардеробную. Когда я зашла к ней и увидела ее посреди вороха разнообразных тряпок, меня чуть удар не хватил.
- О нет! Я в этом никогда не разберусь! - закричала я с порога.
- А тебе и не нужно самой разбираться, я уже выбрала подходящий туалет. Как тебе понравится вот это?
Бабушка протянула мне нечто вроде огромного золотого чулка с тесемками на одном конце.
-Это - платье? - с сомнением спросила я.
- Да, и от знаменитого модельера. Оно совсем простое и будет великолепно сидеть на любой хорошей фигуре. Лучше его надевать снизу. Вот так, правильно. теперь поправь тесемки на плечах и завяжи их. Чувствуешь, как это платье облегает фигуру и поддерживает грудь? Нет, еще рано смотреть в зеркало! К этому платью я, помнится, надевала ожерелье из малахита, но я его обменяла на макароны.
- У ди Корти?
- Нет, у одного владельца итальянского ресторана, собиравшегося жениться; его невеста была рыжей, как слиток золота, и оно ей очень подошло. Но я сейчас разыщу что-нибудь подходящее.
Бабушка проковыляла, отбрасывая железной ногой валявшиеся на полу роскошные платья, в свою спальню и вернулась через минуту, держа в руках шкатулку из красного дерева. Она подняла ее крышку, и я ахнула - вся она была доверху полна драгоценностей. Я подошла, потрогала рукой лежавшее сверху ожерелье из мрачно посвер-кивающих черных камней, и тотчас отдернула руку.
- Бабушка, они такие холодные! Такое я ни за что на себя не надену.
- И не надо. Это черные австралийские опалы; во-первых, они вовсе не подойдут к твоему платью, а во-вторых - приносят несчастье. Твой дед подарил мне их перед самой Катастрофой, поэтому они и лежат сверху. Тебе нужно что-то другое.
- Ты перестала носить драгоценности, когда стала вдовой?
- Да. Илиас любил, когда на мне что-нибудь сверкало, но сама я была к этим побрякушкам равнодушна. После его смерти я никогда не носила ничего, кроме моего крестильного крестика и обручального кольца. А ты, кстати, так и не вспомнила, куда делся твой крестик?
Я поспешила увести разговор в другую сторону:
- Бабушка, а ты сама веришь в то, что черные опалы приносят беду?
- Один замечательный английский писатель на вопрос, верит ли он в приметы, ответил; "Когда черная кошка переходит мне дорогу, я всегда ей уступаю, а вдруг она верит в приметы?" Взгляни-ка вот на эти бусы! Они теплы на ощупь и очень подходят к твоему платью. Это янтарь.
Я взяла в руки нить полупрозрачных золотых шариков, теплых и легких, посередине был нанизан ромбик, в котором что-то чернело. Я пригляделась - это была маленькая пчелка.
- Янтарь - окаменевшая смола древних деревьев. А эта неосторожная молодая пчелка приняла каплю смолы за каплю меда, хотела ею насладиться-и влипла на тысячи лет.
- Какая страшная участь! Бедная пчела. Как сказала бы одна моя знакомая старая леди, ее судьба напомина-ет молодежь, прилипшую к мнимой сладости фальшивой Реальности. Нет, этот пчелиный саркофаг я тоже не хочу носить.
- Тогда взгляни на эти простенькие бусики, не правда ли, в них что-то есть?
Длинные бусы были собраны из шариков холодных на ощупь, но теплых на вид, они были похожи на оранжевые ягодки. Я подержала их в руках, согрела и решила, что смогу теперь надеть их на шею.
-Да. Это то, что надо, - сказала бабушка. - Можешь полюбоваться собой в зеркале.
Я встала напротив зеркала и окинула себя взглядом.
- Бабушка, неужели это я?!
- Нет. Это я в молодости. Господи, Санька, ну до чего же ты на меня похожа!
- Бабушка, что ты говоришь? Ты ведь была красавица.
- А ты кто, по-твоему?
Она была, пожалуй, права; если представить, что передо мной не зеркало, а экран персоника, то эта стройная девушка с темно-синими глазами, с короткими русыми волосами и немного упрямым крупным ртом, эта девушка вполне прилично выглядела бы даже в Реальности. И ведь это я, полностью я! Во мне сейчас нет ничего придуманного, на мне нет даже косметики, с помощью которой моя мать так отчаянно защищалась от старости. Как это прекрасно - быть молодой, красивой и знать, что Красива на самом деле! Я смотре-ла на свое отражение до тех пор, пока у меня не защипало в глазах и слезы не потекли по моим щекам.
- Бабушка! Ты меня совершенно преобразила. Мне даже хочется расцеловать тебя!
- Так за чем же дело стало? - и бабушка шутя протянула ко мне руки, как будто я и впрямь собиралась се целовать. Я засмеялась и вытерла слезы.
- Бабушка! Одной своей шуткой ты способна не только спящую красавицу разбудить, но и мертвого ожи-вить. Целоваться в жизни! А как называются эти красивые камешки? - я погладила бусы в три ряда лежавшие на моей груди.
- Это карнеол из Циллерталя. По-русски этот камень называется сердолик.
- Красивое название. "Сердолик" мне нравится больше, чем "карнеол". А что такое Циллерталь?
- Так называлась долина реки Циллер в Тироле, где добывали самоцветы. Там я вылечила твоего деда от рака легких.
- Ты?! По ведь ты не врач, бабушка!
- Меня научила любовь.
- Ты мне когда-нибудь об этом расскажешь?
- Расскажу, только не сейчас. Сегодня я немного устала от всех этих красивых тряпок, ведь с каждой свя-зано какое-то воспоминание. Да ведь и у тебя на сегодняшний вечер были какие-то свои планы, не так ли?
- Так, бабушка. Ты считаешь, я в самом деле хорошо выгляжу?
- Определенно - да! А что ты задумала, если не секрет?
- Я хочу в этом виде выйти в свою Реальность.
- Вот как? Ну что ж, в добрый путь, счастливых сновидений.
- И тебе спокойной ночи, бабушка.
Я прошла к себе, уселась перед персоником, надела обруч, набрала код рыцарской Реальности и вызвала программу "Дополнения". В ней я напечатала необычный заказ: "Выхожу в обозначенную Реальность в своем подлинном виде" и стала ждать. На экране долго ничего не появлялось, а потом возникла надпись: "Зака-занный облик не возможен к исполнению. Клиенту необходимо получить консультацию у психоаналитика". Этого мне только не хватало! Чтобы сбить с толку Надзор, я тут же превратила себя в привычную строй-ную белокурую красавицу с короной на голове и буквально шмыгнула в свою Реальность. Я огляделась в пустом дворе и направилась к дверям донжона.
В пиршественном зале никого не было и, похоже, не было уже давно: все было покрыто пылью, разбежа-лись собаки, пахло чем-то затхлым. Зал заполнили сумерки, на дворе вечерело. Взмахом руки я зажгла оплывшие свечи в кованых шандалах. Стало светлей, и я увидела на столе обрывок пергамента, подошла и взяла его в руки. Почерком Мэлрока на нем были написаны стихи:
В старом замке у камина
Собрались мои друзья,
Но одной принцессы милой
Увидать средь них нельзя.
Я не пью, не ем, тоскую.
О, скажите мне, в какую Даль она ушла! Уа!
Ну и чушь... Ах, Мэлрок! Все-таки поэт из него был никакой. Я взяла в руки лежавшую на скамье лют-ню, настроила и спела эти стишки на мелодию наших позывных. Сначала на мой призыв никто не от-кликнулся. Я поняла, что мои бывшие друзья без меня разбежались по другим Реальностям. Жаль... А впрочем, так им и надо! За моей спиной пронесся сквозняк и раздался шорох гобеленов. Я оглянулась и увидела, как из стены, прямо из камня, откинув гобелен, как портьеру на двери, выходит Мерлин.
- Приветствую тебя, Кассандра. Ты пришла проститься со старым замком?
- Здравствуй, Мерлин. Да, пожалуй, я уже больше сюда не вернусь.
- Оттого, что разбежались все рыцари и принцессы? Но у тебя здесь остаются друзья и кроме них.
- Это кто же?
- Индрик, Фафнир и твой покорный слуга. Мы ведь не выдуманные - мы сказочные. А родились мы из на-стоящих старых книг. Некоторые из них тебе читала в детстве твоя бабушка.
- Милый Мерлин, а ведь я и не помню тех книг, что бабушка читала мне о вас.
- Ты не помнишь, но помнит твоя душа.
- Я бы хотела, чтобы вас увидела моя бабушка. Она бы вас оценила и полюбила!
- Я в этом уверен. Мудрой Илизавете Саккос понравился бы даже Фафнир.
- Откуда тебе известно имя моей бабушки, волшебник?
- Я же волшебник.
- А в других Реальностях тоже есть такие как вы?
- Да, там тоже есть существа, давно живущие самостоятельной жизнью. И далеко не все они родились из сказок и книг, те которых породило человеческое подсознание. Но это тоже не фантомы, а персоны. Час-то они безобразны настолько, что их создатели, встретив их в жизни, а не на экране, не вынесли бы одно-го их вида. Но они есть, и они ждут своего часа. Когда-нибудь все они выйдут на свободу.
- Как это странно... и страшно.
- Это еще и опасно. О, человек неразумный! Как часто он творит монстров, думая, что создает игрушки для своей забавы, а потом удивляется, что игрушки выходят из повиновения и грозят ему гибелью. То, что вы на-зываете Реальностью, реально гораздо более, чем вы предполагаете. Эта Реальность тайно, постепенно, но неуклонно выходит из-под вашей власти. Впрочем, так оно и было задумано.
- Кем?
- Спроси об этом твою бабушку. Она знает.
- Но бабушка никогда в жизни не выходила в Реальность!
- Не выходит потому, что знает правду: не человек управляет Реальностью, а она управляет им.
Я стояла перед ним, пораженная его словами, не зная, что сказать в ответ.
- А где же мой Индрик и Фафнир? Я могу повидаться с ними? - спросила я, помолчав.
- Они давно скучают по тебе.
Мерлин подошел к окну, распахнул его и оглушительно засвистел. Почти тотчас в ответ откуда-то издали про-звучал чистый голос Индрика.
- Выйдем во двор замка, они вскоре прибудут.
Мы вышли, и действительно очень скоро к нам с усыпанного крупными звездами неба опустился старый дракошка. Я обняла его за огромную черепашью шею, на которой по-прежнему висела толстая золотая цепь, потрепала его огромное, все в старых шрамах ухо. Фафнир буркнул: "Телячьи нежности!" - но складки и морщины на его огромной морде выражали что-то вроде умиления.
В ворота скользнула легкая белая тень. Это был Индрик, и я бросилась к нему:
- Здравствуй, мой милый! Здравствуй, мой белоснежный! Скучал без меня?
Индрик изогнул лебединую шею и осторожно потерся рогом о мое плечо.
- Очень скучал, госпожа моя! Я присела на коновязь.
- Дорогие мои! Я, наверно, больше сюда не приду: у меня начинается какая-то совсем другая жизнь.
- Мы это знаем, - вздохнул Фафнир и кивнул на Мерлина. - Вот он сказал, что ты скоро уйдешь на под-виг.
Я улыбнулась, ну уж и подвиг - возить макароны! Если бы Мерлин знал...
- Спой мне что-нибудь на прощанье, милый Фафнир!
- Милый Фафнир! Гх-р-ры!.. Вот уж не ожидал, что человеческая самка оценит мое скрытое очарование. Может, мне и в самом деле начать охоту па девушек? Шутка. Ну ладно, спою тебе на прощанье, ведь ты от нас уходишь. Мерлин, поможешь?
В руках Мерлина появилась гитара, и Фафнир запел под его аккомпанемент:
Жила принцесса в замке,
А с ней старик король.
Ей захотелось замуж, Король сказал: "Изволь!"