Из главы "О, опять этот американец!"
Что касается образования в Бразилии, то у меня был очень интерес-ный опыт. Я вел группу студентов, которые впоследствии должны бы-ли стать преподавателями, так как возможностей для научной работы в Бразилии в то время почти не было. Мои студенты прошли уже много предметов, а это должен был быть их самый серьезный курс по элек-тричеству и магнетизму - уравнения Максвелла и т.д.
Университет располагался в нескольких зданиях, разбросанных по городу, и я вел свои занятия в здании, окна которого выходили на за-лив.
Я обнаружил очень странное явление: я задавал вопрос, и студенты отвечали, не задумываясь. Но когда я задавал вопрос еще раз - на ту же тему и, как мне казалось, тот же самый вопрос, они вообще не могли ответить! Например, однажды я рассказывал о поляризации света и раздал им всем кусочки поляроида.
Поляроид пропускает свет только с определенным направлением поляризации. Поэтому я объяснил, как определить направление поля-ризации света по тому, темный поляроид или светлый.
Сначала мы взяли две полоски поляроида и вращали их до тех пор, пока они не пропустили максимум света. Теперь мы могли сказать, что две полоски пропускали свет, поляризованный в одном направлении: что пропускал один поляроид, могло пройти и через второй. Но потом я спросил, можно ли, имея всего один кусок поляроида, определить, в каком направлении он поляризует свет. Они совершенно не представ-ляли себе.
Я знал, что это требует известной доли находчивости, поэтому я подсказал: "Посмотрите на залив. Как от него отражается свет?".
Все молчат.
Тогда я сказал:
- Вы когда-нибудь слышали об угле Брюстера?
- Да, сэр. Угол Брюстера - это угол, отражаясь под которым от пре-ломляющей среды, свет полностью поляризуется.
- В каком направлении свет поляризуется при отражении?
- Свет поляризуется перпендикулярно плоскости падения, сэр.
Даже теперь я не могу этого понять. Они знали все наизусть. Они знали даже, что тангенс угла Брюстера равен показателю преломления!
Я сказал: "Ну?"
По-прежнему, ничего. Они только что сказали мне, что свет, отра-жаясь от преломляющей среды, как, например, воды в заливе, поляри-зуется.
Я сказал: "Посмотрите на залив через поляроид. Теперь поворачи-вайте поляроид".
- О-о-о, он поляризован! - воскликнули они.
После длительного расследования я, наконец, понял, что студенты все запоминали, но ничего не понимали. Когда они слышали "свет, от-раженный от преломляющей среды", они не понимали, что под средой имеется в виду, например, вода. Они не понимали, что "направление распространения света" - это направление, в котором вы видите что-то, когда смотрите на него, и т.д. Все только запоминалось, и ничто не пе-реводилось в осмысленные понятия. Так что, если я спрашивал: "Что такое угол Брюстера?", я обращался к компьютеру с правильными ключевыми словами.. Но если я говорил: "Посмотрите на воду", -ничего не срабатывало. У них ничего не было закодировано под этими словами.
Позже я посетил лекцию в Инженерном институте. Проходила она так: "Два тела... считаются эквивалентными... если равные вращатель-ные моменты... производят... равное ускорение. Два тела считаются эк-вивалентными, если равные вращательные моменты производят равное ускорение". Студенты сидели и записывали под диктовку, а когда про-фессор повторял предложение, они проверяли все ли правильно запи-сано. Потом они писали следующее предложение и еще одно, и еще одно. Только я один знал, что профессор говорил о телах с одинаковы-ми моментами инерции, а уяснить это было трудно.
Я не понимал, как они смогут разобраться во всем этом. Вот речь шла о моменте инерции, но не было никакого обсуждения хотя бы та-кого примера: вы хотите открыть дверь и толкаете ее с одной стороны, а с другой стороны ее подпирают грузом то с краю, то у самых петель. Насколько труднее будет открыть ее в первом случае, чем во втором?
После лекции я спросил одного студента:
- Вы ведете все эти записи. Что вы с ними делаете?
- О, мы их заучиваем. У нас будет экзамен.
- А какой будет экзамен?
- Очень простой. Я могу Вам прямо сейчас назвать один из вопро-сов, - он заглянул в тетрадь и сказал: "В каком случае два тела счита-ются эквивалентными?". А ответ: "Два тела считаются эквивалентны-ми, если равные вращательные моменты производят равные ускоре-ния".
Так что, как видите, они могли сдавать экзамены, и "учить" все это, и не знать абсолютно ничего, кроме того, что они вызубрили.
Потом я был в Инженерном институте на вступительном экзамене. Экзамен был устный, и мне разрешили послушать. Один абитуриент был просто великолепен. Он отлично отвечал на вопросы. Его спроси-ли, что такое диамагнетизм. Он ответил совершенно правильно. Потом его спросили: что происходит с лучом света, когда он проходит под оп-ределенным углом через слой материала определенной толщины и с определенным показателем преломления?"
- Он выходит, сместившись параллельно самому себе, сэр.
- А на сколько он сместится?
- Я не знаю, сэр, но я могу посчитать.
Он посчитал. Все было прекрасно. Но у меня к этому времени уже были подозрения.
После экзамена я подошел к блестящему молодому человеку и объ-яснил, что я из Соединенных Штатов и хочу задать несколько вопро-сов, которые никак не повлияют на результат экзамена. Для начала я спросил, может ли он привести какой-нибудь пример диамагнетика.
- Нет.
Тогда я сказал: "Представьте себе, что эта книга стеклянная, и я смотрю сквозь нее на что-нибудь на столе. Что случится с изображени-ем, если наклонить стекло?".
- Изображение повернется, сэр, на угол, в 2 раза превышающий угол наклона.
- А вы не путаете с зеркалом?
- Нет, сэр.
Он только что сказал на экзамене, что луч света сместится парал-лельно самому себе, и, следовательно, изображение сдвинется в сторо-ну, но не будет поворачиваться ни на какой угол. Он даже вычислил, насколько изображение сдвинется, но он не понимал, что кусок стекла - это и есть материал с показателем преломления и что его вычисления имели самое непосредственное отношение к моему вопросу.
В Инженерном институте я читал курс "Математические методы в физике", в котором старался научить студентов решать задачи методом проб и ошибок. Этого обычно не знают, и я начал с простых арифмети-ческих примеров. Я был удивлен, когда из восьмидесяти с лишним студентов только восемь сдали первое задание. Я произнес настоящую речь о том, что надо пробовать самим, а не просто сидеть и смотреть, как я решаю.
После лекции ко мне подошла небольшая делегация. Мне объясни-ли, что я недооцениваю их подготовку, что они могут учиться, и не ре-шая задач, что арифметику они давно уже прошли и что заниматься та-кими простыми вещами ниже их достоинства.
Мы продолжали заниматься, и, независимо от того, насколько сложным становился материал, они никогда не сдавали ни одной рабо-ты. Конечно, я понимал отчего: они не могли ничего решить.
Еще одного я не мог от них добиться - вопросов. В конце концов один студент объяснил мне: "Если я задам Вам вопрос во время лек-ции, потом все будут говорить: "Зачем ты отнимаешь у нас время на занятиях? Мы стараемся что-то узнать. А ты прерываешь лекцию, за-давая вопросы".
Это было какое-то непостижимое высокомерие, так как никто ниче-го не понимал в происходящем, и все только делали вид, что понима-ют. Они притворялись, что им все ясно. И если кто-то задавал вопрос, признавая тем самым, что ему не все понятно, на него смотрели сверху вниз и говорили, что он отнимает время.
Я объяснял, как полезно работать сообща, обсуждать все проблемы, все до конца выяснять, но они этого не делали, потому что, задав во-прос, они уронили бы свое достоинство. Бедняги! Разумные люди, и сколько труда они тратили, но вот усвоили этот нелепый, извращенный взгляд на вещи и сделали свое "образование" бессмысленным, полно-стью бессмысленным. В конце учебного года студенты попросили меня сделать доклад о моем преподавании в Бразилии. На докладе должны были присутствовать не только студенты, но и профессора и прави-тельственные чиновники, так что я взял с них обещание, что я смогу говорить все, что захочу. Мне сказали: "О чем речь! Конечно, Это сво-бодная страна".
И вот я пришел, захватив элементарный учебник физики, по кото-рому учились на первом курсе колледжа. Эта книга считалась особенно хорошей, так как в ней использовались разные шрифты. Самые важные для запоминания вещи печатались жирным черным шрифтом, менее важные - побледнее и т. д.
Кто-то сразу же спросил: "Вы не собираетесь ругать этот учебник? Здесь находится автор, и все считают, что это хороший учебник".
- Вы обещали, что я могу говорить все, что хочу.
Зал был полон. Я начал с определения науки. Наука - это понимание законов природы. Потом я спросил: "Зачем развивать науку? Конечно, ни одна страна не может считаться цивилизованной, если она не... и т.д., и т.п." Все сидели и кивали, потому что, я знал, так именно они и думали. Тогда я сказал: "Это, конечно, абсурдно. Почему мы должны стремиться подражать другой стране? Для занятия наукой должна быть другая, веская, разумная причина; нельзя развивать науку просто пото-му, что так делают в других странах". Потом я отметил практическую пользу научных исследований, вклад науки в улучшение условий жиз-ни человека, и все такое - я их немного подразнил.
Потом я сказал: "Основная цель моего доклада - показать, что в Бразилии нет научной подготовки".
Смотрю: они заволновались: "Как? Нет науки? Чушь какая-то! У нас учится столько студентов!"
Тут я рассказал им, что, приехав в Бразилию, я был поражен, как много в книжных магазинах младших школьников, покупающих книги по физике. В Бразилии очень много детей занимаются физикой, причем начинают гораздо раньше, чем дети в Соединенных Штатах. Поэтому удивительно, что мы не видим в Бразилии большого числа физиков. Отчего? Столько детей трудится изо всех сил, но все впустую.
И я привел такую аналогию: ученый занимается греческим языком и любит его. В его стране не много детей, изучающих греческий язык. Но вот он приезжает в другую страну и с радостью видит, что все учат греческий, даже самые маленькие дети в начальных школах. Он прихо-дит на выпускной экзамен и спрашивает студента, будущего специали-ста по греческому языку: "Как Сократ понимал взаимоотношение Ис-тины и Красоты?" Студент не может ответить. Тогда ученый спраши-вает: "Что Сократ сказал Платону в Третьей беседе?" Студент сияет и начинает: "Тр-р-р..." - и на прекрасном греческом языке повторяет сло-во в слово все, что сказал Сократ.
Но в Третьей беседе Сократ как раз и говорил о взаимоотношении Истины и Красоты.
Наш ученый обнаружил, что в этой стране греческий язык учат так: сначала учатся произносить звуки, потом слова, потом предложения и целые абзацы. Студенты могли повторять наизусть, слово за словом, что сказал Сократ, не отдавая себе отчета в том, что все эти слова дей-ствительно что-то значат. Для них все это только звуки. Никто никогда не переводил их на понятный студентам язык.
Я сказал: "Вот как я представляю себе обучение детей "науке" здесь, в Бразилии". (Сильный удар, правда?)
Потом я поднял учебник, которым они пользовались: "В этой книге в одном единственном месте упоминаются экспериментальные резуль-таты. Я имею в виду описание опыта с шариком, катящимся по на-клонной плоскости. Сообщается, как далеко он укатится через одну се-кунду, две секунды, три секунды и т. д. Эти числа содержат "ошибки", т. е. на первый взгляд, кажется, что видишь экспериментальные дан-ные. Все числа немного ниже или выше теоретических оценок. В книге даже говорится о необходимости учитывать экспериментальные ошиб-ки - очень хорошо. Беда в том, что если вы станете вычислять величину ускорения свободного падения при помощи этих чисел, то получите правильный ответ. Но, если шарик действительно катится по наклон-ной плоскости, он непременно крутится, и, если вы на самом деле ста-вите такой опыт, это дает пять седьмых правильного ответа, так как часть энергии расходуется на вращение шарика. Так что эти единст-венные в книге "экспериментальные данные" - фальсификация. Никто не запускал шарика, иначе невозможно было бы получить такие ре-зультаты.
Я обнаружил кое-что еще, - продолжал я. - Наугад листая страницы и останавливаясь в любом произвольно выбранном месте, я могу пока-зать вам, почему это не наука, а заучивание во всех случаях, без исклю-чения. Я рискну прямо сейчас, в этой аудитории перелистать страницы, остановиться в произвольном месте, прочитать и показать вам.
Так, я и сделал. Тррррр-ап - мой палец остановился на какой-то странице, и я начал читать: "Триболюминесценция. Триболюминесценция - это излучение света раздробленными кристаллами...".
Я сказал: "Вот, пожалуйста. Есть здесь наука? Нет! Здесь есть толь-ко толкование одного слова при помощи других слов. Здесь ни слова не сказано о природе: какие кристаллы испускают свет, если их раздро-бить? Почему они испускают свет? Вы можете представить, чтобы хоть один студент пошел домой и попробовал это проверить? Они не могут. Но если бы вместо этого вы написали: "Если взять кусок сахара и в темноте расколоть его щипцами, вы увидите голубоватую вспышку. То же самое происходит и с некоторыми другими кристаллами. Никто не знает, почему. Это явление называется триболюминесценцией." Тогда кто-нибудь проделал бы это дома, и это было бы изучением природы". Я использовал для доказательства этот пример, но мог бы взять и лю-бой другой, - вся книга была такая.
Наконец, я сказал, что не понимаю, как можно получить образова-ние при такой саморазвивающейся системе, когда одни сдают экзаме-ны и учат других сдавать экзамены, но никто ничего не знает. Однако я, должно быть, ошибаюсь. В моей группе было два студента, которые учились очень хорошо. И я знаю одного физика, получившего образо-вание исключительно в Бразилии. Так что, хотя система и очень плоха, некоторые все же ухитряются пробиться.
После доклада глава департамента научного образования поднялся и сказал: "То, что сообщил нам мистер Фейнман, тяжело слышать. Но я думаю, что он действительно любит науку и искренне озабочен. По-этому мы должны прислушаться к его мнению. Я пришел сюда, зная, что наша система образования поражена каким-то недугом. Здесь я уз-нал, что у нас рак", - и он сел. После такого выступления и другие ста-ли свободно высказываться. Поднялось большое волнение. Все встава-ли и вносили предложения. Студенты организовали комитет по пред-варительному размножению лекций и еще другие комитеты для разных целей.
А потом случилось нечто совершенно неожиданное. Один из упо-мянутых мною двух студентов встал и сказал: "Я учился не в Бразилии, а в Германии. А в Бразилию я приехал только в этом году".
Второй студент сказал что-то подобное. А названный мной профес-сор сказал: "Я учился здесь, в Бразилии, во время войны. Тогда все профессора, к счастью, покинули университет, и я учился самостоя-тельно, по книгам. Так что, на самом деле, я учился не по бразильской системе".
Этого я не ожидал. Я знал, что система никуда не годится, но что на все 100% - это было ужасно!
Я ездил в Бразилию в рамках программы, финансируемой правительством Соединенных Штатов. Поэтому в Госдепартаменте меня по-просили написать отчет о моей работе в Бразилии. Я составил отчет из основных положений недавно произнесенной речи. Позже до меня дошли слухи, что некто в Госдепартаменте отреагировал так: "Вот ви-дите, как опасно посылать в Бразилию такого наивного человека. Глу-пец, он может вызвать только неприятности. Он не понимает всех сложностей". Как раз наоборот. Мне-то кажутся наивными рассужде-ния этого деятеля из Госдепартамента, потому что он представлял себе университет только по бумажкам и описаниям. Вот так.