Подлинное и мнимое сострадание
Любому опытному духовнику понятно, что проблема не в незнании человеком того, что ему нужно делать. Она состоит в отказе человека принимать ответственность за сложившуюся жизненную ситуацию, отказе меняться, точно так же, как вне душепопечения, в реальной жизни он отказывается принимать ответственность за свои жизненные неприятности.
Вспоминается один случай, когда к известному пастырю стала обращаться за душепопечением воцерковляющаяся женщина с огромным количеством жизненных проблем. Как правило, женщины, которым за пятьдесят, нередко навязывают священнику роль заинтересованного слушателя собственных переживаний, ситуаций, воспоминаний, не имеющим к жизни духовной никакого отношения. Молодым неопытным батюшкам кажется, что в выслушивании этого и состоит сострадание. Они подолгу выслушивают, одобрительно кивают... Но священники более старшего поколения таких людей, как покажется на первый взгляд, бесцеремонно обрывают. Один священник еще в те годы, когда он только начинал свое душепопечение, принял заботу о такой женщине и рассказывал об ощущении свинцовой тяжести после общения с ней... Но вернемся к нашему случаю. Женщина приходила на беседу, на исповедь, каждый раз продолжая свой бесконечный рассказ о годах молодости, о том, как закрывали храмы, о том, как ее бабушка постилась... Но о себе эта женщина ничего глубокого и значительного не рассказывала. Она задавала вопросы общего плана ("Можно ли в среду есть рыбу?", "Можно ли лампадку зажигать от спички, или нужно непременно от свечи?" и т.п.) и, немножко эмоционально подпитанная, радостная уходила домой. Пастырь, видя бесплодность таких отношений, порекомендовал ей пожить месяца три в небольшом сестричестве. Сначала это вызвало резкое возражение, но, поступив в сестричество, женщина точно таким же образом воспроизвела свою жизненную позицию. При совершенном нежелании внутренней работы, нежелании поиска каких-то более теплых человеческих отношений с другими людьми (предполагающих равность взаимоотдачи, а не односторонность душевной эксплуатации слушающего говорящим), женщина выделила двух сестер, готовых выслушивать ее воспоминания... Через две недели и эти сестры подустали от ее рассказов, начали вежливо отказываться выслушивать ее, на что она незамедлительно обиделась...
Жизнь этой женщины в общине не помогла ее личностному и духовному росту. На последней встрече, имевшей для нее решающее значение, она с раздражением принялась доказывать священнику, что в сестричестве все черствые, что никто ей не помогает, и заявила, что у нее есть очень серьезные сомнения, а "правильное" ли это сестричество и "правильное" ли душепопечение у этого духовника, и вообще нужно ли ей послушание и духовное руководство.
Если такой человек окажется в братстве или сестричестве, то энергией своей пассивности и сомнений в "правильности" устройства данного коллектива или же в "правильности" душепопечения он способен заразить многих неутвержденных людей.
На глубинном уровне затем выяснилось, что эта женщина, во-первых, не хотела брать на себя ответственность ни за серьезные отношения с духовником (поэтому все разговоры были очень поверхностными), ни с сестрами. Она никак не хотела работать над собой, а в общине, о которой мы говорим, самая главная задача состояла в том, чтобы, по слову преп. Амвросия Оптинского, "научиться жить на земле небесно", задача научения принятию и любви по отношению к тем людям, которые оказались здесь, под руководством одного и того же духовного руководителя.
Боязнь перспективы работать над собой, боязнь что-то менять в себе, отталкивала женщину от движения вперед и замыкала в рамках трагического одиночества. Собственная ответственность за образовавшееся вокруг нее поле непонимания была очень тщательно замаскирована и вытеснена из поля осознания.